сколоченные из двух жердей, стоящие на широко расставленных опорах. По ним можно было перейти на другой берег реки, придерживаясь за поручень.
Здесь Никита остановился, сбросил с себя кеды, шорты и майку, отошёл в сторону от лав, шумно с множеством брызг бухнулся в быструю прозрачную воду, и спортивным кролем, красиво загребая руками, поплыл к другому берегу. На обратном пути он нырнул до самого дна, зацепил руками донный ил, и вокруг всплыло облачко зеленоватой мути, которая тут же унеслась вниз по течению.
Выйдя на берег, он обтёрся полотенцем, которое всегда брал с собой на пробежку, надел свои шорты и майку, и вновь побежал. Теперь уже вверх по косогору к дому.
Добежав, Никита в кабинке дворового душа почистил зубы и, глядя в маленькое зеркальце, подбрил уже немного отросшую тёмную бородку. Потом поднял над головой большое ведро с холодной водой и вылил его на себя. Отфыркавшись, он снова тщательно обтёрся, натянул заранее приготовленные шорты, и, сунув ноги в резиновые сланцы, пошлёпал в дом.
Пригнув голову, он шагнул в избу, и ощутил ласковое тепло от большого белого тела русской печи, возвышавшейся справа от входа и занимавшей почти четверть избы. Навстречу ему из своей спаленки вышла мать, улыбнулась, и негромко проговорила:
– Здравствуй, сынок. Что, пробежался уже?
Никита обнял её за плечи и, бережно чмокнув в лоб, ответил:
– Господи, мам! Как же у нас тут хорошо! Надышаться не могу!
– Давай-ка, завтракать! Я тебе шанежки6, как раньше, напекла. Поди, отвык уже?
Мать открыла заслонку печи, широкой деревянной лопатой достала и сдвинула на шесток7 маленькие круглые сковородочки, в которых поднялись пышные и ароматные горячие шаньги.
Запах свежей выпечки густо наполнил комнату.
Связкой гусиных перьев она смазала их лопнувшие горбики взбитым яйцом.
Потом она переложила их в большое плоское блюдо, перенесла его на стол, и поставила туда же большую крынку с парным8 молоком.
Никита спросил:
– Ты что, уже и за молоком сходила?
– Ну, да. Только что подоили.
Они расположились на широкой некрашеной пристенной лавке за большим семейным столом, и стали есть шаньги, запивая их ещё тёплым парным молоком.
Никита отлично помнил, как лет двадцать назад они сидели за этим столом все вместе: отец, мать, два старших брата – Виктор и Юрка, и он – Никита.