– Нет, что вы! – внезапно смущается Валя, – я только предложила бы делать химические анализы той пищи, которую будем давать нашей дочке… Надо же знать, сколько белковых веществ входит в нее.
– Душа моя, помолчи лучше, – бесцеремонно обрывает ее Шарадзе, в то время, как все остальные кругом сдержанно смеются.
Несмотря на этот смех и суету, Глаша, единственная причина всех этих горячих споров и переживаемого волнения, умудряется заснуть на руках Стеши. Ее белобрысая головенка прислоняется к плечу девушки, темные ресницы сомкнулись, алый ротик приоткрыт…
– Mesdames, тише: она заснула. Какой душонок! Я сейчас же со Стешей иду к Бисмарку и буду просить, молить и требовать, чтобы он принял нашу Глашу, – взволнованно бросает Баян и мчится в дортуар одеваться.
– И я с тобой, и я, – настаивает шепотом Тамара Тер-Дуярова.
– Прихватите и нас с Земфирой, – просит Алеко.
Чрез минуту, депутация, во главе со Стешей, несущей сонную Глашу, крадется из умывальной, сопровождаемая напутствиями и пожеланиями остающихся. Среди последних возникают новые разговоры, новые горячие споры.
– Глаша, это – невозможное имя, – возмущается поэтичная «невеста Надсона». – Глаша… Глафира… ужас!
– Назовем ее как-нибудь иначе, это ни к чему не обязывает… – предлагает донна Севилья. – Ах, – с пафосом добавляет она, – у русских нет совсем красивых имен. Это не Испания. Если бы ее можно было назвать донной Эльвирой… донной Лаурой, донной Альфонсиной… Как это было бы прекрасно.
– Перестань грешить, Галкина! – неожиданно и сурово обрывает ее Капочка Малиновская. – Католическое имя для русской – это невозможно!
– Ничего тут нет грешного, ей Богу, – хорохорится Ольга, – откуда ты взяла?
– А произносить имя Господа Бога твоего всуе – грех и ересь сугубая, – не унимается Капочка.
– Mesdames, уймите же эту святошу – уже сердится Ольга.
– Простую смертную, грешницу, святошей называть – троякий грех и ересь, – бубнит Малиновская, награждая Галкину уничтожающим взглядом.
– Mesdames, держите меня, а то я, Бог знает, что с ней сделаю! Я не отвечаю за свой испанский темперамент! – внезапно разражается смехом донна Севилья.
Вдруг Золотая рыбка ударяет себя ладонью по лбу.
– Придумала! Придумала! Это не имя, а прозвище. И какое красивое! Какое подходящее! – звенит ее стеклянный голосок.