– О, как он играет! Как он играет, Лили! – произнесла я задыхаясь.
– Тебе нравится? – подхватил подбежавший к нам Вова и посмотрел на меня сияющими влажными глазами. – Гиллерт (так звали офицера, игравшего на рояле) – молодец! Только и Лили молодец тоже. Если б ты только слышала, как она играет на гитаре и поет цыганские песни!
– Что? Лили поет? Ах, Лили, спойте пожалуйста. – Восклицали на разные голоса мужчины и дамы, окружив нас. – Пожалуйста, Лили.
В одну минуту появилась откуда-то гитара, кто-то выставил на середину зала стул, кто-то усадил на него Лили, которая отнекивалась и ломалась, как взрослая. Потом привычным жестом рыжая девочка ударила рукою по струнам и струны запели…
Подняв высоко голову и сощурив глаза, Лили пела:
Ей черный хлеб
в обед и ужин…
А потом:
Спрятался месяц за тучку…
и еще что-то.
Все аплодировали, смеялись и кричали браво.
– Не правда ли, великолепно? – спросил, подбежав ко мне, Вова.
– Вот уж гадко-то! – самым искренним голосом вырвалось у меня.
– Ах, какая ты дурочка, Лида, – рассердился Вова, – Лили бесподобна – она поет, как настоящая цыганка. Ранский говорит, что отличить даже нельзя.
– Ну, я не поздравляю настоящих цыганок, если они так каркают, как Лили, – расхохоталась я.
– Ах, скажите на милость! Да ты просто завидуешь Лильке, вот и все! – неожиданно заключил Вова.
Завидую? А пожалуй, что и так! Вова сказал правду. Я ненавижу сейчас Лили, ненавижу за то, что все ее хвалят, одобряют, восхищаются ею. Ею, а не мною, маленькой сероглазой девочкой, с такими длинными ресницами, что глаза в них, по выражению Хорченко, заблудились как в лесу. И мне страшно хочется сделать что-нибудь такое, чтобы все перестали обращать внимание на Лили и занялись только мною.
Я думала об одном: вот, если бы сейчас высоко над потолком протянули проволоку, и я, в легкой юбочке, осыпанной блестками, с распущенными локонами по плечам, как та маленькая канатная плясунья, виденная мною однажды в цирке, стала бы грациозно танцевать в воздухе… О, тогда все наверное бы пришли в неистовый восторг, аплодировали мне, как в цирке аплодировали канатной плясунье, и как теперь аплодируют здесь Лили.
– Что с вами? Над чем вы задумались, маленькая принцесса? – послышался над моим ухом знакомый голос.
Я живо обернулась. За мною стоял Хорченко.