– Неизвестно. Может, как раз и выпал, – возразил Шустов.
– Что же делать? – спросила Кристина, щурясь на белый свет из окна.
– Готовить завтрак.
– Ах ты! Черт! – Кристина взмахнула рукой, повернулась к электронным часам. – Завтрак-то мы проспали! Портье говорил, что со скольких-то до десяти. А уже одиннадцатый час. Пятнадцать минут… Надо было завести будильник.
– В Питере еще только четыре утра. Обогнали ночь. Прилетели поближе… к источнику. До Японии тут рукой подать.
– А при чем тут… – пробормотала Кристина, ловя рыжую прядь и скашивая глаза на кончики волос.
– Страна восходящего солнца, – ответил Шустов.
– Я слышала, они их не любят, – проговорила Кристина, продолжая рассматривать волосы.
Шустов хотел уточнить, кто кого не любит, но уже понял и промолчал.
2
Полчаса спустя они сидели за стеклянным круглым столом, пили горячий чай с питерскими конфетами и бутербродами, загодя приготовленными Кристиной, и смотрели в окно на безостановочно вьющиеся космы снега.
– Мокрый снег… как это мерзко, – ежась, говорила Кристина.
– Надо было устраивать конференцию в самое комфортное время, весной или в сентябре.
Кристина усмехнулась:
– Это корейцы, дорогой.
Шустов поморщился:
– Слушай, если это кино, то совсем не голливудское, – сказал он и сделал большой глоток чая, обжегся и еще сильнее сморщился.
Брови Кристины взлетели.
– Мм?..
После чаепития Шустов сказал, что рассиживаться нечего, надо действовать; у них в запасе только неделя. Кристина уже надела очки и включила ноутбук. Ее глаза под стеклами очков еще больше расширились, когда она взглянула на Шустова.
– Что ты хочешь сказать?
– Пора.
Кристина, качая головой, вновь обратилась к дисплею ноутбука, и стекла очков налились холодной свинцовостью. Шустов снял халат.
– Тебе жарко? – не оборачиваясь, спросила она.
– А может, в нем и пойти? Буду как самурай снега. То есть – снеговик.
– Куда пойти?
– В город. Не каждый день просыпаешься в Сеуле. Довольно дорогое удовольствие.
– Ты шутишь, – убежденно сказала Кристина.
– По-моему, это ты шутишь. Или все еще спишь. Одно из двух. Проснись, красавица, пора. Друг прелестный.
Кристина скривила губы.
– Как-то… невкусно.
– Уж лучше голливудского дорогого. Пошли.
– Да ты что?! Там у Пушкина хотя бы было солнце, пусть и мороз. А здесь – мокреть. Мокрый снег. И он не кончается. Я, – проговорила она, плотнее запахивая толстый белый халат на груди, – никуда не пойду.