– Ну, может быть, – хотел я отойти от темы.
Не думаю, что человеку будет комфортно жить вместе с бесом пусть и завуалированным под пушистую милаху.
– А ротвейлеры откуда? И почему в моей комнате аквариум с пираньями? Вчера этого не было!
Убедившись, что Инна спит, я приглушил свет торшера присел на край кровати и широко распахнутыми глазами не моргая посмотрел на девушку.
Инна сладко спала лежа на спине, а голову повернула в бок и левую руку закинула поверх головы на раскинутые по подушкам непокорные слегка вьющиеся волосы, доля коих прикрыла розовые щеки и глаза. Отчего я не соблюдая дистанции, склонился над девушкой, аккуратно убирая в стороны локоны с ее лица и при этом любуясь ее маленьким носиком не тонкими губами и слегка пухлыми румяными щечками, создающими совместно притягательно привлекательный профиль без изъяна.
Жаркий огонь разливался по моей плоти и уходил в область паха.
Пламя сжигало внутренности тела в сладострастном влечении и вынуждало воссоединиться с пламенем копии Карины. Быть для Инны наиболее нежным и ласковым таким, какого не знала еще ни одна женщина. Мозг засыпал реалистичной постановкой о прикосновениях к обнаженному телу красавицы, о поцелуях с ее нежными губами подобными хрупким лепесткам роз, о слиянии с Инной воедино, в конце концов…
Я коснулся носом щеки отныне плененной меня девицы и зажмурился, подавляя в себе запрещенное вожделение. Нельзя мать его ети!
А после вскочил с постели, сгорая в собственном огне страстных запретов. Я сам себя наказал, когда нарек девушку дочерью. Наказал… Только за что я так с собой?
Но и страсть моя внезапно покорившая не самое страшное! Скоро настанет тот день, когда о тайне узнает отец. И мысль данная, леденящей жутью сковывала бренное тело и мешала спокойно бывать, наслаждаясь каждым днем с Инной. Будто только с "дочерью" единственной я восполню дни, упущенные после потери Карины.
Радовало лишь одно – Инна со мной! Она жива! Да и день объяснений с Люцифером наступит, но не скоро, не сейчас, успокаивал я сам себя, закрывая за собой дверь. И когда начал спускаться по лестнице заметил в зале…
Вальяжного отца с сигаретой и бокалом горячительного напитка восседающего в кресле, словно на троне. И чернючие очи его горели властью и хитростью. Он вел себя, будто властелин мира, так он выглядел – твердо и авторитетно.