– Но тебе уже восемнадцать! Ты можешь взять вещи и уйти.
– Да, так же, как и ты. Но вот мы обе здесь.
Тут уже я поникла. Как легко все это на словах, но как сложно реализовать.
– Нужно найти работу в другом городе и переехать! – решила не сдаваться так просто.
– Я совсем не приспособлена к жизни за пределами дома. Кто такую социопатку возьмет, сама подумай. К тому же, на первое время нужны деньги, а у меня их нет. Замкнутый круг.
– Я заработаю! Буду откладывать все лето, а осенью мы отсюда свалим, вместе! Снимем квартиру, ты всему научишься, вот увидишь. – во мне проснулся Наполеон, не меньше.
– Хм, да ты уже с ума сходишь на этой работе. Сбежишь еще до конца месяца, гарантирую!
– Вот увидишь, не сбегу! Теперь у меня есть цель! Так что, ты со мной?
– Не давай мне ложных надежд, Нора. Ты бросишь меня, и я снова останусь одна.
– Нет, что ты! Посмотри мне в глаза!
Я взяла Эллу за плечи и как можно убедительнее сказала:
– Мы убежим вместе! Обещаю. Просто потерпи еще немного.
Слезы побежали по щекам девушки, и она уткнулась в мое плечо. Я молча гладила ее по голове как маленького ребенка. Первый раз мне так хотелось кого-то защитить. Была какая-то невидимая нить между мной и Эллой. Ее история отзывалась во мне странной ноющей болью.
Не знаю почему, но я должна все исправить.
Глава 3
Каждый ребенок – художник. Трудность в том, чтобы остаться художником, выйдя из детского возраста.
Пабло Пикассо
Прошло еще несколько недель. Мне стало не так уныло находиться в теткином подвале. Пока она не видела я делала подсчеты: сколько нужно денег на первые два месяца, сколько для этого требуется откладывать. Зарплаты у Аманды оказалось мало, и я нашла вторую работу.
По классике это оказалась официантка в пропахшей жиром и специями забегаловке. За выходные я так прованивалась, что прохожие жадно оборачивались на меня, как на огромную курочку гриль. Или это мне так только казалось. Во всяком случае, голову я стала мыть строго в понедельник утром или вечером воскресенья.
Мы стали реже видится с Эллой, но наши встречи становились все душевнее. Как-то раз я снова застала ее с черным блокнотом, но она не стала закрывать его.
– Так ты рисуешь? Как здорово!
– Я прячу. Отец не разрешает.
– Тоже в детстве любила рисовать, но мне сказали что это для детей, не серьезно и припахали мыть посуду. Просилась в художку, но меня не пустили. Да и кто бы следил за сестрами…