Ларри глубоко дышит, пытается посчитать до десяти.
– Хватит? Чего? – спрашивает он, слишком долго выждав после вопля Дины.
И почему-то горделиво расправляет плечи, словно это самая остроумная на свете отповедь.
– Я раскрыла перед тобой свои двери, – говорит ему Дина. – Двери моего дома. Он всегда был и твоим домом. И моя община – она всегда была и твоей тоже.
– Что-о, мемфисская община? Где не так уж далеко от тела нашего отца покоится тело Элвиса? Брось, это слишком.
– Мемфис, Бруклин – какая разница? Ортодоксальная община, община «Молодой Израиль» – она одна и та же в любой точке мира. Это твой дом, Ларри, где бы ты его ни нашел, даже если ты из этого дома сбежал.
Как она может говорить, что он сбежал?! И где говорить – в Теннесси! Говорить такое пожизненному ньюйоркцу! Надо же такое сморозить, переплюнув всё в этом штате – «Гранд-оул-опри», «Жареную курочку от Гаса» и «Хи Хо»[8]. В штате, где Ларри, если бы его не изводила бессонница от помрачения мозгов, все равно не сомкнул бы ночью глаз от страха, что какой-нибудь долбаный паук-отшельник укусит его во сне и проснется он со сгнившей ногой – если проснется.
Как может Дина – ладно бы, кто другой, но Дина? – говорить, что это он сбежал? С точки зрения Ларри, это сестра, выйдя замуж за Ави, уехала из Бруклина на Луну. Кто пустил корни в их родном городке, так это Ларри. Посмотрите хоть на его адрес. Или кровать размера суперкомфорт с матрасом «Осанкопед», где Ларри приклоняет голову каждую ночь в настоящей, за непроницаемо-черными шторами, темноте, стоит не в трех станциях метро от квартала их детства?
А самого факта, что он измеряет расстояния станциями метро, разве недостаточно? Можно ли убедительнее доказать, что он остался жить вблизи того, что они в детстве считали настоящим центром цивилизации?
Он уже готов привести этот аргумент. Разить Дину немилосердно, но тут врывается рав Рой (каких только дурацких имен не бывает у раввинов, но это!), чтобы уволочь Ларри в гостиную на вечернюю молитву.
В эти дни мука мученическая тянется для Ларри без передышки, но каждый день отличается какими-то уникальными пытками. Трижды в день – утром, днем и вечером, – когда община собирает миньян, Ларри вынужден читать, снова и снова, кадиш скорбящего.
Рав Рой созывает кворум, и Ларри перед всеми собравшимися поклоняется Богу со всеми шуклингом