Все было в нем хорошо; безусловно, не хватало лишь сплошных железных зубов. И тогда бы – ни добавить, ни убавить.
Был он добр и не злопамятен. А на вид суров, как армейский прапорщик, вынужденно демонстрирующий брутальность, как порноартист большие яйца или хотя бы что-нибудь большое.
Вахтовиков, прибывших на работу с Большой Земли, Долгопятов лично подвергал обыску. Глубоко запуская руки в сумки, шаря у самого дна, искал водку. Шевеля невидимо пальцами, то заводил глаза под лоб, не поднимая бровей, то бросал горячие мутные взгляды в толпу, осматривая замершие тела. Шарил взором по лицам в поисках сконфуженного встречного взгляда, выдающего некий недочет и непорядок в его владельце. Смущенный вахтовик мог дрогнуть в эту секунду и уронить из-под рубахи спрятанную бутылку. На ноги или на пол.
Долгопятов был назидателен и увещевал всех, способных оступиться:
– Мужики! Пажал-ста! Пажал-ста без пьянства. Это плохо кончится. Не смейтесь!
Никто и не думал смеяться. Слушали молча. С тяжелой неловкостью. С неопределенным интересом.
Долгопятов вторил сам себе, напирая на серьезность происходящего, упорно запрещая веселье и легкомыслие:
– Не смейтесь! – (По-прежнему никто не смеялся). – Я уже 20 человек вывел за ворота. Навсегда.
Последнее утверждение звучало зловеще. Навсегда – конечная категория. За ней – забытье и тлен. К чему бы это?
– Пажал-ста!..
…
Мужики с тревогой и тоской осматривали комнату, в которой предстояло жить на карантине. Она казалась маленькой, спертой, забитой железными кроватями и железными шкафами до предела. Шагу ступить негде, не то что – жить две недели!
Дверь захлопнулась резко. Точно прибывших заключили в камеру следственного изолятора. Неужели сидеть без выхода?
А где параша?..
Рыбообработчики угрюмо молчали. В смятении говорили бесполезное безадресное: «Сука!». Надеялись на то, что все же их трудовой путь начнется, минуя карантин. Сразу – в цех! За большими деньгами.
Когда дверь открыли и выпустили в коридор и далее – на улицу в пределах курилки, люди вздохнули исподтишка и несколько успокоились. Стали приглядываться друг к другу. Смертный грех стал отступать: уныние развеивалось.
Когда же прошел слух, что карантин оплатят по «гарантийке», принялись прикидывать, изнывая от безделья и бестолковости происходящего, сколько же это будет в рублях? В дальнейшем оказалось – нисколько. Возмущению бухгалтера в ответ на претензии не было предела: «Да вас кормили бесплатно!..»