Федеральные агенты много лет донимали деда Отиса, обвиняя его в раскопках на охраняемой земле. Его периодически задерживали и требовали показать домашний музей. После изменения закона они дождались возможности поймать деда и внука с металлодетектором в роще на территории Картеров. Те наняли адвоката, который посоветовал им признать вину. Многие федеральные преступления более не требуют преступного умысла, незнание закона не служит оправданием.
Как жертва RICO, федерального закона, славного чрезвычайно гибким применением, я проявляю острый интерес к беспрерывному разбуханию федерального уголовного кодекса, насчитывающего ныне более двадцати семи тысяч страниц. Конституция называет всего три федеральных преступления: измена, пиратство, фальшивомонетничество. Ныне нарушений федерального законодательства набирается четыре с половиной тысячи, и это число продолжает увеличиваться по мере роста суровости конгресса и изобретательности федеральных прокуроров, ищущих способы применения все новых и новых законов.
Отис мог бы потребовать признания поправки к закону неконституционным. Но многолетняя тяжба длилась бы еще долго после того, как он выйдет на свободу и вернется домой, к семье. На второй встрече я объясняю ему это, и он теряет интерес к борьбе. Если нельзя выйти уже сейчас, то зачем возиться? Но его дело показалось мне любопытным, и мы договариваемся к нему вернуться.
Если мой замысел рухнет, то я, пожалуй, займусь делом Отиса и дойду до Верховного суда. Будет чему посвятить следующие пять лет!
Верховный суд дважды отказывался от рассмотрения моего дела. Доказать ничего невозможно, но было сильное ощущение, что мои апелляции пропускались через систему в ускоренном порядке, поскольку правительство очень торопилось убрать с глаз долой Барри Рафко и его сообщников, в том числе меня.
Меня признали виновным в ноябре 2005 года, а двумя месяцами позже приговорили к десяти годам. После вынесения приговора я был взят под стражу. Некоторым осужденным везет: им разрешается «самостоятельная явка к месту отбывания наказания», то есть пребывание на свободе до оговоренного срока. У таких есть время подготовиться. Но большинство лишены этой роскоши.
Мой адвокат думал, что мне дадут лет пять-шесть. Подкупающий Барри – главный обвиняемый, мишень, яркий негодяй, предмет всеобщей ненависти – получил двенадцать лет. Я, понятное дело, заслуживал в два-три раза меньше, чем эта куча дерьма. Дионн, моя красавица жена, такая любящая и участливая, сидела в зале суда рядом с моим опозоренным отцом до самого конца. Я был одним из восьми приговоренных в тот день и, стоя перед судьей Слейтером, слева от своего адвоката, едва дышал. «Этого не может быть, – твердил я себе, плохо различая все вокруг. – Я этого не заслуживаю. Я все могу объяснить. Я невиновен». Слейтер бранился, читал проповеди, ломал комедию для прессы, а я чувствовал себя проигрывающим матч боксером тяжелого веса в пятнадцатом раунде – висящим на канатах, закрывающим лицо и ждущим нового удара. Колени ватные, весь мокрый как мышь.