Конечно, в группе нашей моя «болезнь» стала предметом насмешек и розыгрышей, особенно когда одному из ребят удалось перехватить мою записку к Вале. Как обидно надо мной смеялись, какие только прозвища в мой адрес не придумывали! Я должен был все вытерпеть, тем более что накануне Валя первый раз за все время знакомства разрешила себя поцеловать и ответила мне поцелуем, не очень жарким, но запоминающимся. Сколько лет прошло с тех пор! Через какие испытания, душевные и физические, прошла моя жизнь! А радость от того первого поцелуя, безмерное счастье, которым он меня поднял над землей, жива по сей день.
История с перехваченной запиской имела продолжение. Я потребовал, чтобы тот, кто ее перехватил, вернул мне ее. Часть ребят в группе считала этот поступок некрасивым, оскорбительным. Другие считали, что не произошло ничего особенного и возвращать записку не обязательно. Предстояло разбирательство, «суд чести». Об этом стоит рассказать. Как завелся такой порядок, никто толком не знает. Говорят, что таким образом решались споры в кадетских корпусах. Может быть. Если большинство считает, что задета чья-то честь, обиженный вызывает обидчика на поединок, называется такая процедура «вызвать на „сачка“». Обычный кулачный бой, обставленный соответствующим ритуалом. Сначала оговариваются условия: «до первого синяка», «до первой крови» или «кто первый сдается». Затем приглашаются секунданты с каждой стороны, выбирают скрытое от посторонних место, обступают противников кружком, и начинается обычная драка, где можно действовать только кулаками. Нельзя хвататься за одежду, без подножек и всяких фокусов. Принял я все эти условия, насажал мне мой друг синяков, но мне удалось зацепить ему нос, показалась кровь. «Сачка» я выиграл, вместе с тем мне вернули записку, и моя честь была восстановлена. Вдуматься, так неплохой обычай разрешать споры между пацанами. Во всяком случае, никому в голову не могло прийти организовать драку, в которой несколько человек избивали бы одного.
Угар, в котором я пребывал в дни своих ухаживаний за Валентиной Мельник, вдруг ослабел, когда мне несколько раз встретилась моя любовь в сопровождении Сережки Мостового. Этот парень из нашей группы был старше меня, спортивнее и интереснее, хотя начитанностью не блистал и особенных успехов школьных не имел. Он был на голову выше меня (малый рост всегда меня мучил), развязнее и смелее. Там, где я вздыхал, он, не сомневаюсь, действовал руками. То, о чем я и думать не смел в отношениях с девчонками, для него был пройденный этап. Наверное, моя инфантильность и целомудрие надоели Валентине, захотелось чего-то более ощутимого, чувственного, на грани дозволенного. На мои страстные записки она по-прежнему отвечала регулярно. Все мои упреки и подозрения в измене отрицала. Заметно изменилось поведение связной Жени Лисицыной, постоянно присутствовала в ней какая-то ухмылка. Однажды она сказала такое: