И ведь и в правду, если в первые дни одежда, в которую были одеты ожившие трупы, еще создавала видимость нормальной, то спустя две недели она превратилась в сущие лохмотья из-за пыли, грязи и запекшейся крови. Ни Шамиль, ни другие его бойцы уже и не пытались взглядываться в лица-маски появляющихся то тут, то там фигур, теперь они были все на одно лицо – мертвое и попытающееся при случае убить. Да и нечего одушевлять врага.
До площади Суворова добрались порядком запыхавшись. Нет, конечно, подготовленные бойцы были в хорошей физической форме, а вот Колян, пасущий задних, дышал уже как загнанная лошадь перед тем как пасть.
– Ты командиру доложил, что за нами хвост из доброго десятка мертвяков увязался? – искусственно задерживая дыхание, чтобы восстановить нормальный сердечный ритм, спросил Шамиль.
– Нет, – выпучив глаза, столь выделяющиеся на покрасневшем лице, покачал головой рыжий.
– Так какого ты сейчас стоишь?! Я что тебе сказал? Обо всех изменениях докладывать Первому.
– Ага. Сейчас! – спохватился Колян, судорожно ища, куда же он запихнул рацию, под тяжелый взгляд Шамиля. Наконец-то коробочка нашлась в одном из карманов… Вспомнив наставления старшего, бывший водитель нажал кнопку вызова и затарахтел, – Первый, Первый, я – Второй! Ой! Я – Колян! На связь! Что значит, какой Колян? Колян – это я! А! Черт! Я в группе Шамиля. Позывной – Колян…
Шамиль, покачав головой, оглянулся назад, чтобы оценить, на сколько удалось оторваться… Метров шестьсот-семьсот. А еще возвращаться придется как-то. И женщин вытаскивать… Получится ли? Опять его затерзали сомнения в необходимости подобных маневров. Может, действительно, плюнуть и уйти… и бросить на верную смерть двух человек. Черт его знает.
– Отдохнули? Отдышались? Вперед!
Посреди площади красовались черные сгоревшие остовы трех машин, не разминувшихся на У-образном перекрестке. Несколько троллейбусов замерло по направлению к площади Ушакова, заблокировав практически весь проезд к ней. Что делалось на дороге, ведущей к вокзалам, отсюда не было видно – не позволяла естественная холмистость местности. На той стороне Южной бухты, где ранее располагались лазаревские казармы, а ныне – филиал МГУ, что-то довольно добротно горело, потому как столб дыма, уходивший в небо, был порядочный, а тушить эту громадину было теперь некому.