После взрыва на Чернобыльской АЭС многие жители отказывались уезжать из зоны поражения. Даже прятались некоторые в лесу и в подвалах, чтобы их насильно не вывезли. Знали, что радиоактивно, что опасно, но признавать и принимать это отказывались. Очень были привязаны к своему дому, к жизненному укладу. Радиоактивности – её не видно, не слышно, смерь – она только будущая перспектива, а дом свой, завалинка, яблоня в саду и калоши любимые – это всё реальность, которую можно руками пощупать, и её отнимают у человека здесь и сейчас. Так и у курильщиков – не ощутима вредность, медленно и аккуратно действует никотин. Курящая жизнь – это ведь не только и не столько никотиновая зависимость, курение – это образ жизни и образ мышления. Привычные калоши.
И у меня были свои калоши, защищающие курящий образ жизни, такие массивные, что и не представляла себе, что сдвинусь в них когда-нибудь с этой позиции. Тем более что я их разрушу, в прах раскрошу уже через несколько часов. Не ведая о грядущих переменах, я привычно поклонилась урне, затушила сигарету о её грязный бок, забросила окурок к чужому недоеденному фастфуду и прыгнула в такси.
***
Спать хотелось очень. Надо вздремнуть, тем более повод есть хороший – пробка. Видимо, авария на пути – в субботу вечером не должно быть такого столпотворения машин. Город стоит, коптит и терпит. Таксист не терпит, егозит и пристал ко мне с обычным «пробковым» вопросом:
– Вы не против, если я покурю? – то ли спрашивает, то ли утверждает, а сам уже сигарету из пачки достал, уверенный в моём «да».
– Увы, против. Меня укачивает в машине, могу вам салон испортить, – расстраиваю его заученной фразой.
– Ладно, буду терпеть, – со вздохом отвечает таксист, демонстративно кашляет пару раз, показывая, на какие муки я его обрекаю, бедняжку.
Сигарета не лезет обратно в пачку, он театрально бросает её на панель и принимается нервно перебирать радиоволны. Приёмник захлёбывается его эмоциями, перескакивая с новостей на джаз, оттуда на классику, рок. Ничто не привлекает моего таксиста, и он достаёт с полочки диск с пугающей надписью «Путёвая песня», которая явно не сулит мне ни Шопена, ни Фре́дди Ме́ркьюри. По его лицу несложно прочесть: «Вот сука! Только что стояла, курила себе в удовольствие, а теперь выпендривается, мол, укачивает её!» Таксисты, они вообще чудесные люди в большинстве своём. Их машина – театральные подмостки. Сцена для диалогов и монологов, для «быть или не быть», или кушетка для психотерапии, то на клиентском, то на водительском месте. Сегодня мне достаётся пантомима «я на тебя обиделся, ты вредина», с сопением, рывками, торможением, под которое не поспишь, и шансоном на диске.