Небольшая лагуна, запрятанная меж скал, прогретая солнцем только и позволила мне спуститься и поближе познакомиться с Царь-морем, в иных местах нечего было и думать, чтобы войти в воду, громады чёрно-синей воды раздавили бы меня как муху. Вода пахла необыкновенно, даже издали чувствовался терпкий горько-солёный возбуждающий желания аромат. Так сказал Дамэ, во мне ничего не возбуждалось, а Рыба лишь рассмеялась, толкнув Дамэ в плечо. Сама вода оказалась и на вкус такой, горько-солёной и это было удивительно, потому что в нашем Море вода была сладкой и лёгкой, прекрасной, а здесь тяжела и в питьё непригодна, возле этого гиганта от жажды умрёшь.
Я вошла в палатку одеться и расплести намокшие косы, а после мы сели втроём трапезничать, пить из этого Царь-моря нельзя, потому пришлось искать ручей, но рыбы Дамэ наловил острогой даже с излишком, пока я купалась, к их ужасу, в ледяной воде.
– Много добычи, Дамэ, на что? – с укором сказала я. – Засолить теперь придётся.
– Ну и засолим, подумаешь, делов-то, соли-то, вона, цельное Царь-Море, засаливай, не хочу! Ажно нашу Рыбину засолить легко можно! Как думашь, Рыба, много там таких как ты плавают? – захохотал Дамэ, локтем толкнув Рыбу в толстоватый бок, от чего она расплескала уху с ложки.
За это Рыба щёлкнула ему подзатыльник, но хохотать Дамэ не перестал, потому что подзатыльник был шуточный и небольный.
– Аяй, может, замуж её Морскому царю тут отдадим, а? Как думашь, возьмёт деушку нашу? Рыба всё ж? Може, нам перловин полных горстей насыплет.
– Ох, договоришься ты, домолотишься, молодик, сколь лет уж, а всё мальцом! – беззлобно сказала Рыба.
Сколь лет… а сколь?
…Аяя потеряла не токмо счёт времени, но всё, словно бы и память и чувства, одна тень прежней Аяи, хотя какой она была без невзгод и испытаний и мы с Рыбой не видали, но теперешняя, как отпечаток с матрицы шёл рядом с нами, оборотя лицо солнцу. Невозможно в этой тихой и бледной женщине было угадать ту, что поднялась в небо над несметным войском и сбросила весь его гнев молниями на врагов.
В тот день, когда на полуденной оконечности Великого Моря погибли все, кого она любила, она, победившая в итоге орду полуденцев, остатки которой прятались, в охватившем их ужасе, под животами своих уцелевших коней от молний, что сразили их товарищей, Аяя шла от царицы Арланы и юного царя Кассиана, стоявших над трупами великих предвечных братьев и царя Могула, окружённые верной геройской ратью Байкала непобеждённого и непобедимого, единого теперь навеки. Все смотрели Аяе вслед, замерев от восторга и скорби, потому что победа эта далась байкальцам страшной кровавой ценой, но не будь Аяи, победы вовсе не было. Когда я говорил это ей позднее, она, взглянув больными глазами, промолвила лишь: