Однако его поездка к другу была лишь звеном в плане, в который сам Кюхельбекер не был посвящен, ибо, когда ему намекнули на подобную возможность, Кюхля с гневом отверг предложение.
По мнению Кюхли, получать любовь за деньги было оскорбительно для поэта.
Однако двое других лицейских поэтов, Пушкин и Дельвиг, ничего оскорбительного в этом не находили, посмеиваясь над Кюхлей.
Дельвига умыкнули из дома Кюхли тайком. Уже в санях хохотали и подшучивали над бледным против обыкновения бароном, который, однако, пытался держаться по-лицейски дерзко и заносчиво.
Ваня Малиновский хохотал громче всех, но, когда всей компанией прибыли в Мещанскую, к Софье Астафьевне, даже он притих, не говоря уж о других.
Кроме Пушкина, к девкам направились его ближайший друг Ваня Пущин, Костя Данзас, без которого, как и без кривого Броглио, не обходилась ни одна лицейская шалость.
Броглио, впрочем, остался в Царском Селе, а вот с ними, вообще уж неизвестно как, затесался тихоня Семен Есаков, который, видимо, до конца так и не понял, куда они едут.
Впрочем, у них был поводырь в эту преисподнюю – царскосельский гусар, поручик лейб-гвардии Гусарского полка Петр Каверин, с которым Пушкин последнее время все более и более сдруживался.
В основном на почве женского пола. Мужики, слава Богу, того не интересовали. Лихого гусара и попросили лицейские сопроводить их по кругам ада; одним, без поводыря, было все-таки боязно.
По его поведению можно было подумать, что Каверин простой рубака, бретер и кутила, но за его спиной был и Благородный пансион при Московском университете, и кратковременно сам Московский университет, а потом Геттингенский, он прошел не одну кампанию, был с нашими войсками в Париже, дружил с Грибоедовым, еще со времен Московского университета, с князем Вяземским, любил стихи, переписывал их в особый альбом, но прославился не знанием немецкой логики и не любовью к стихам, а загулами и заплывами в винном море.
– Где нам, дуракам, чай пить, да еще со сливками! – любил говаривать Каверин на любой случай в жизни.
Повторил он свою прибаутку и на просьбу лицейских и добавил своим характерным тенорком: – Мы люди простые, нам изыски не треба, любим старым способом. Туда-сюда, рачком и на спинке.
Чем вызвал одобрительный смех лицейских. Всем хотелось старого способа – ушли в Лету времена скотобратства, побратавшего их в Лицее