Доскакав до квартиры, я позвонил по телефону матушке на работу, благо, работала она рядом, и рассказал о случившемся, естественно, утаив настоящую причину травмы. Маман быстро примчалась, взяла в сарае санки, посадила в них великовозрастного малыша, ученика седьмого класса, и повезла по скрипящему от мороза снегу в травмпункт. Мне снова приделали, как и тогда, в первом классе, гипсовый сапог, и я в санях, на маменькиной тяге, отправился домой. Как назло на широком перекрестке, прямо посередине, санки одним полозом наехали на рельс, накренились, и меня уронило на проезжую часть. И смех и грех. Транспорт встал, и я встал, на колени, перевернул санки, уселся в них и дал команду ехать, выставив вперед, как указующую направление, загипсованную и укутанную в толстое одеяло ногу.
Две недели прошли незаметно за сборкой моделей самолетов и чтением книг.
С меня сняли гипс, и я снова был готов к свершениям. Хорошо, что заживало на мне все, как на собаке. Учебный год продолжался, продолжались и тренировки. У меня были задатки к занятию высоких мест на соревнованиях, но как-то не сложилось. Тренер наш был очень молод, и больше внимания уделял не нашим ошибкам в прыжках, а встречам в раздевалке с молодыми девицами, коих приводил ему товарищ его, курсант училища. Так что заниматься нами ему было недосуг, и, к всеобщему сожалению, призовых мест на соревнованиях нашей команде завоевать не удавалось. В результате группу расформировали, часть отдали другому тренеру, ну а я, после нашего неудачного выступления, получив от наставника незаслуженный, как я считал, нагоняй, сильно оскорбился и бросил это, такое милое сердцу занятие. И даже последовавшие затем извинения этого безответственного тренера не смогли меня, униженного и оскорбленного, вернуть в этот спорт. Конечно, всегда легче винить в своих промахах кого-то другого, наверное, нужно было усмирить не в меру разыгравшуюся гордыню, все взвесить, и продолжать тренироваться, но что сделано, то сделано. Прыжками в воду заниматься я перестал, хотя и остался верным поклонником этого красивейшего вида спорта.
Время шло, мы подрастали. Менялись желания, интересы, увлечения, поступки, но дух авантюризма и романтизма оставался. Как можно было равнодушно пройти мимо возможности снежной зимой, балансируя, пробежать по забору с риском свалиться на землю, или залезть на крышу конюшни в соседнем дворе и спрыгнуть в сугроб, сделав сальто вперед, или скатиться с дамбы безо всяких лыж, на собственных ботинках, рискуя переломать ноги и руки. Как-то постепенно я становился главным придумщиком разных проказ и дворовым заводилой. А двор наш был необычный. 90% жителей дома, были работниками завода, все знали друг друга, и жили очень дружно. Даже на демонстрации первого мая и седьмого ноября ходили все вместе, практически всем двором. Мы взрослели, но не выросли настолько, чтобы не заниматься мелким хулиганством. Перед демонстрациями наша команда сооружала колющие приспособления из веток, украшенных бумажными цветами, с замаскированными в них обыкновенными иголками. Мы носили их высоко поднимая над головой, делая вид, что нам это доставляет большое удовольствие, а сами выбирали объект уничтожения. И какое удовольствие доставляли нам хлопки лопающихся воздушных шариков от как бы случайно прикоснувшихся к ним веточек, громкие крики девчонок, несущих эти воздушные украшения, и последующие «убегалки» во дворе от разгневанных маленьких фурий.