Смотрю на всю эту идиллию, наслаждаюсь покоем, вроде бы все хорошо, но что-то немного беспокоит. Может быть, это тоска по ушедшей молодости, а может быть, ностальгия по той стране, которой уже нет. Вот вчера, с удовольствием посмотрел один из шедевров нашего советского кино, фильм «Не может быть», снятый по мотивам рассказов Зощенко. Как там сказал Вицин в одном из эпизодов: «Грубый век, грубые нравы, романтизму нету». А ведь и правда, век грубый и нравы такие же, да и романтизма похоже уже нет. А был же он, романтизм, и жизнь была спокойная и стабильная. Хотя начало века было грубым и страшным, а к середине, век стал вовсе ужасным, вторая его половина смягчилась, и потеплела, и здорово мне повезло, что довелось родиться и расти в это оттепельное время. Я смотрю на свой трехэтажный дом, сад, двор с баней и бассейном, глажу собак, а сам постепенно погружаюсь в воспоминания, которые странным образом выхватывают из прошлого только самое интересное, самое значимое.
Мне четыре года, мы живем, где-то на окраине города. Два двухэтажных, двухподъездных деревянных дома, стоящие буквой Г, и ряд сараев образуют уютный дворик, в центре которого небольшой участок, с высокими деревьями ирги, и густыми кустами боярышника. Вдоль домов со стороны улицы, ровным строем стоят деревья, с раскидистыми кронами, снизу окольцованные ажурными решетками, предохраняющими кору, от гуляющих везде прожорливых коз. Дорожки возле подъездов выложены булыжником. Садик огорожен красивым резным палисадником, в центре – песочница, с ярко выкрашенным грибком над ней, а слева, с краю, большой деревянный стол с двумя рядами лавочек и лампочкой, висящей над ними на тонкой жердине. За этот стол, когда не было дождей и морозов, взрослые дядьки вечерами, садились забивать козла, видимо того самого, который хотел ободрать кору с наших красивых деревьев. Я из песочницы пытался подсматривать, как это у них получается, но так ни разу и не увидел, как они его забивают. Видел только, как сильно стучат они по столу, какими-то черными костяшками, иногда выкрикивая «Рыба», но что интересно, и рыбы там, мне тоже увидеть не удавалось. Я качал головой, и думал: «Какие все-таки странные, эти взрослые».
За домами, в низине, было футбольное поле, на котором местные жители часто устаивали чемпионаты с нашими дворовыми ребятами, а за ним частный сектор с садами и огородами. Дом наш добротный, под железной крышей. В каждом подъезде по четыре квартиры на этаже, и общая кухня на четыре семьи. У нас была небольшая квартирка из двух комнат. Одна совсем маленькая, служившая кухонькой, где стоял столик, два стула, и моя высокая табуретка, другая просторнее, с двумя большими окнами.