Эмирейку показалось, что голова у статуи слегка наклонилась, давая своё согласие и он, улыбнувшись, рассказал ей о своих родителях и братьях, и о том, что намерен просить руки Эмиль. Мирантон попросил статую умолить родителей девушки дать согласие на их союз и надеялся на её помощь.
На следующий день, когда часть гостей выехала из поместья, Эмирейк, решившись поговорить с девушкой, предложил Эмиль пройти с ним в парк. Сестра Фердина согласилась, но позвала с собой подруг, которым молодой граф рассказал о часовне. Захотев её рассмотреть, девушки уговорили Эмиль выйти в заброшенную часть парка.
Оказавшись на заросшей кустарником поляне, они медленно прошли до часовни и свернули к озеру, а Эмиль осталась около ступеней. Посчитав, что настал подходящий момент, Мирантон, опустившись на одно колено, сказал о своей любви, восторженно называя Эмиль единственной и любимой, той, ради которой он готов жить и умереть.
Девушка, нахмурившись, молча, выслушала друга своего брата, а потом подозвала подруг и с высокомерием и брезгливостью, поразившей Эмирейка, произнесла:
– Как посмел ты говорить мне о своей любви?! Разве я, дочь благородных родителей, давала повод думать, что когда-нибудь взгляну в твою сторону?! Да кто ты такой, что бы я тебя увидела?! Ни ума, ни красоты, ни положения при дворе. Ты нищее ничтожество, я презираю тебя!
Граф в мгновение ока был сброшен с небес на землю и раздавлен тем, что идеал и госпожа его души, жестока и надменна. Увидев, что Эмиль собирается уходить, он умолял её:
– Я люблю вас, не отвергайте меня.
– Что можешь ты мне предложить? – со смехом спросила красавица.
– Верность.
– Верность? Кому она нужна?
– Всё. Я ради вас готов на всё, моя госпожа! – вскричал граф.
– Да я предпочту стать нищей! И пусть моя красота превратится в прах и мужем станет дряхлый и злой старик, но я никогда не выберу тебя в мужья! – воскликнула Эмиль, отталкивая влюблённого, и продолжая высмеивать его перед подругами, ушла.
Встав на ноги, Мирантон, не видя ничего перед собой, сделал несколько шагов и, споткнувшись, упал на ступени часовни. Сжимая голову руками, он пытался понять, за что девушка могла возненавидеть его.
– За что? За что? За что? Она моя жизнь, моя любовь, – прошептал граф, поднимая глаза к небу.
Увидев печальное лицо статуи, сын Бергтака сказал: