Когда машина остановилась возле парадного, Андре пружинисто вышел из открывшейся двери, будто фокусник, и радостно поприветствовал мужчин, крепко пожимая им руки. Они обменялись любезностями, расспросили о делах и настроении. Все улыбались, были рады видеть друг друга и так же рады прощанию, потому что каждый устал по-своему. Андре открыл для Агриппины заднюю дверку, куда она охотно забралась как в нору. В машине было нагрето, и мягкий свет заливал приборную панель. Помахав рукой остающимся, Андре в мгновенье ока очутился на своем водительском месте и поправил кепи на голове.
– Прикажете домой или дальше веселиться? – глядя в зеркало заднего вида спросил Андре.
Еще не совсем привыкшая к такого рода шуткам от Андре, Агриппина вновь поморщилась, что не ускользнуло от него.
– Простите, я сказал бестактность, – смущаясь и опуская глаза, произнес он и почти сразу улыбнулся.
Агриппину иногда это настолько удивляло, вплоть до легкого возмущения, может ли этот человек хоть когда-нибудь испытывать злость, раздражение и обиду?
Они мягко тронулись, завернули в ближайший проулок и, развернувшись, поехали в направлении дома. Агриппина почувствовала усталость в теле и уме, она хотела поскорее оказаться в душе и запрыгнуть в постель. Но поездка тоже ей доставляла удовольствие, это походило на дальние путешествия автобусом, которые она предпринимала раз в полгода. Когда за окном машины ты видишь спящие подсвеченные магазины и рассеянный свет на мощеных тротуарах, ощущаешь себя сказочным героем в волшебной стране.
Агриппина попросила Андре не спешить, иногда быстрый ход автомобиля вызывал у нее чувство опасности, а это сейчас конфликтовало с ее благодушным настроем. Тихо играло радио, пел женский хрипловатый голос и про себя Агриппа подпевала эту старую джазовую песню.
Когда машина мягко остановилась, она искренне поблагодарила Андре за его пунктуальность и добрый нрав. Через десять минут она уже крепко спала в освещенной ночником спальне.
Агриппа подняла голову и встретилась лицом к лицу с утром, заглядывающим ей в окно. Она поставила кровать именно так, чтобы засыпая смотреть осенью на облетающую листву, а зимой – на снежинки, кружащие в свете фонарей. Ей это очень нравилось, а ночь в свою очередь могла наблюдать, как она спит.