Я встала из-за стола и, пьяно качаясь, подошла к зеркалу. На меня из довременной тьмы глянуло лицо. Мое лицо. Мое?
…я теперь этого не знала.
…волосы завились в рыжие кудряшки. Цыганские серьги болтались в мочках. Ярко накрашенный рот сложился в гадальное червонное сердечко. Нарумяненные щеки лоснились, как у матрешки. Блестящее ожерелье десятком звездных витков обматывало вечно-морщинистую шею.
Я моргнула. Побила себя кулаком по щекам. Ущипнула себя за подбородок.
Отражение в зеркале сделало то же самое.
Я крепко зажмурилась. Прочитала шепотом молитву. Знаете, тогда еще люди молились. Кому? Богу. Кому же еще.
Открыла глаза. В зеркале опять стояла я. Я сама. Я одна.
Но за моей спиной моталась тень женщины. Рыжеволосой. Кудрявой. Остроглазой. Со злобным оскалом вставных зубов.
Я быстро обернулась. Глянула себе за спину. Скосила глаза в зеркало. Я еще успела заметить, как в зеркале, вместо копны рыжих курчавых волос, метнулась тень зверя. Серая спина, серый большой хвост. Торчащие уши. Оранжево горящие глаза. Шерсть дыбом на загривке. Волк.
Точнее, волчица, так тогда подумала я, и волчицу ту зовут…
Эй!.. ты!.. Ветка-Ветка-Ветка!.. ко мне, сюда… мясца дам… свежего… с кровью…
Как же настоящее имя ее? Как ее кличут по правде?
Я это уже знала.
И, чтобы не выплюнуть вместе с хрипом это имя, прижала руку ко рту.
***
Этого нельзя? Того нельзя? Ерунда. Все дозволено.
Если человек мстит, дозволено все.
Ибо месть – такая вещь: она затягивает.
Болезнь растет внутри, жар повышается, кашель, озноб, ужас, зубовный скрежет. Несчастному, захворавшему злобой, надо спасаться, иначе зверская боль его захлестнет, и он в ней потонет.
И тогда больной тихо шепчет себе: все дозволено. Я сделаю все что угодно, чтобы избавиться от своей лютой боли. Мне худо! Худо! Ненависть жрет меня изнутри! Так я возьму и обращу свою родную ненависть в живую месть. В ту, что живет и царствует среди людей.
А что бедному больному для этого надо?
А очень простая вещь ему нужна; ему надо громко, вслух сказать себе: все дозволено!
И тогда охваченный злобой, несчастный больной кричит, хрипло, надсадно, на весь мир: ВСЕ ДОЗВОЛЕНО-О-О-О-О-О!
И превращается в мстителя.
В лютого, сильного, хитрого зверя.
[ОБОРОТЕНЬ]
Оборотень. Он пустой.
У него есть только волчья шкура.
Волколак. Днем он сладко улыбается ближним, а ночью сбрасывает кожу – и вот уже серая шкура дыбом встает, и в зимнем воздухе пахнет серой, и хвост вытянут над землей мохнатой серой палкой, и только тень стелется по снегу, так быстро он бежит. Оборотень. Вервольф. Волколак. Вернее, бежит его шкура. Его пустые лапы вдавливаются в снег. Пальцы впечатываются в смертельную белизну. Ночь. Зима. По зиме бежит волк. Волк, он немного сумасшедший. Я не могу его понять. Но я могу перевести со звериного на родной язык его рык.