– Что же такое Аркадия? – пробормотала я едва слышно. – Как это место может существовать на самом деле?
Ответа не было. Мы следили за уходившим все дальше и дальше солнцем, но свет его не особенно менялся, поскольку светило не опускалось за линию горизонта и не погружалось в пучину моря. Напротив, оно оказалось гораздо выше, чем днем, когда сияло над самой головой.
– Я тоже спрашивала себя об этом, – произнесла мисс Давенпорт, – и вам ответ понравится не больше, чем мне.
– Что вы имеете в виду?..
– Ничего, – торопливо сказала она и отвела взгляд.
Я следила, как тускнеет этот странный, фальшивый свет и над землями сгущается тьма. А ведь были и такие, чья вера пошатнулась после открытия Аркадии, страны, которая почти не упоминается в Писании. Однако в Библии не нашлось места и для английских берегов. Для здешней тишины наши туманные холмы и зеленые горы не менее обманчивы, чем пейзаж, расстилающийся передо мной. Но как я могу ограничить бесконечного Бога словами, у которых есть свой предел?
– А вот и луна, – произнесла мисс Давенпорт.
Проследив за ее взглядом, я повернулась туда, где уже сгустилась тьма. Ландшафт казался темным и плотным, точно сделанным из угля, а облака были лишь смягченным отражением его суровых громад.
Сначала луна была всего лишь призраком, который светился сквозь туман. Мелькнув на миг, она снова исчезала за облаками цвета сгоревшей лепешки. И тут внезапно выплыла яркая серебристая фигура. Тучи льнули к изгибам ее сверкающих плавников, за которыми тянулись тонкие нити мнимого света.
Я ахнула от удивления и втайне упрекнула саму себя в детстве за скудное воображение. Зрелище куда сильнее, чем пребывание в родных пустошах, ожидание отплытия в доках Лондона или блуждание по Северному морю, напомнило, до чего же бедны прожитые мной двадцать пять лет. Пытливость ума, которую, казалось, я похоронила вместе с сестрой, вернулась с таким пылом, что у меня перехватило дыхание.
Луна оказалась рыбой.
Вернее, луна свисала с «удилища» огромной рыбы. И когда та подплыла ближе, я увидела свет, отражавшийся от длинных – очень длинных и кривых – зубов, которые торчали из ее пасти. Выпученные белесые глаза оставались неподвижны, а хвост хлестал из стороны в сторону и мерцал чешуей, переливавшейся в собственном свете.
Я бросила взгляд за пределы своих представлений о мире, и все сделалось размытым, отчего на глаза навернулись слезы. Но я жаждала узнать, что лежит там, за гранью. Один средневековый еретик когда-то написал о том, как он стоял на окружавших вселенную стенах и пускал вдаль стрелы. Разве стен и стрел не будет становиться только больше? Я никогда не смогу представить себе всех светил и всех миров. Мой разум не беспределен, в отличие от разума Бога. И все же мне хотелось заглянуть дальше, стать чем-то большим, чем-то, что едва ли выдержали бы мои хрупкие кости. С каждым вымученным вздохом казалось, что вот-вот разорвется бумажная кожа, которая удерживает пылающие угли моей души. Прежде они теплились, сокрытые среди пепла, а теперь эти чужие края раздували их и подпитывали новое пламя.