Уже издали я вижу его в окне на руках кормилицы.
Машу шарами и кричу, забывшись, на всю улицу:
– Принц! Маленький принц! Это тебе! Это тебе!
У прохожих испуганные лица. Городовой начинает беспокоиться на своем посту.
Ах, какое мне до них всех, в сущности, дело! Сию минуту на свете нас только двое: я и мой маленький принц!
Я пересекаю двор и трезвоню у двери.
Улыбающаяся румяная кухарка Анюта встречает меня:
– Ну, как? Благополучно ли, барыня?
Она только второй день служит у меня, но посвящена во все мои дела.
– Отлично! Прошение мое принято и в субботу экзамен! – кричу я и с шарами в руках несусь в детскую.
Вот он, моя прелесть, белокурый, кудрявый, светлоглазый, немного хрупкий, немного бледный и тонкий, – совсем как его юная мать. Смотрит на шары и улыбается.
О, прелесть моя!
Перебирая его пушистые кудерки и прижимая к груди это бесценное для меня тельце, я решаю:
«Радость моя! Для тебя одного я должна завоевать будущее, для тебя буду работать, буду стараться, чтобы ты мог вполне гордиться твоей маленькой мамой! Чтобы ты мог жить без лишений, радостно, весело и светло!»
Удастся ли мне это?
* * *
Вся следующая неделя проходит как в чаду. Обе небольшие комнаты моей скромной квартирки оглашаются с утра до вечера то какими-то странными выкриками, то низкими-низкими нотами, то веселым детским лепетом.
И дикие крики, и тихий лепет, и низкие грудные ноты – все это мое. Это я для предстоящего экзамена декламирую бессмертную лермонтовскую поэму «Мцыри», повторяю басню Крылова «Ворона и Лисица». Мрачный, умирающий, юный, одинокий Мцыри, Лиса Патрикеевна, ротозейка ворона – все это чередуется одно с другим. Я быстро перевоплощаюсь из одного лица в другое. Так и надо. Необходимо даже. Путь, избранный мною, требует отречения от собственной личности, требует перевоплощений…
Меня могила не страшит,
Там, говорят, страданье спит
В холодной вечной тишине;
Но с жизнью жаль расстаться мне…
Это говорит юный умирающий Мцыри.
Я вижу перед собой угрюмое бледное лицо, пламенные глаза, прекрасную, гордую голову, и в груди моей разливается огонь сочувствия, жалости безысходной тоски. Мне до боли жаль этого несчастного, одинокого Мцыри… Представляю в его положении себя… Жаль и себя, безумно жаль. Он, я – все смешивается… Ах, как грустно и как сладко! Какая-то волна поднимается со дна души и захлестывает меня. Накатила, подхватила и понесла. Голос мой крепнет и растет.