– Угу. Иначе бы не сработались.
Он надавил на газ. Машинка, недовольно бурча, рванула вперёд.
Из-за снега видимость была почти нулевая. Хлопья напоминали млечный путь, и мне нравилось думать, будто мы рассекаем меж звёзд. Наверняка, малочисленные прохожие, которых угораздило в такую погоду быть на улице, сыпали нам вслед проклятия: Гек мчал так быстро, что свежий снег вылетал из-под лыж, словно вода из фонтана.
Я прислонилась к грязному окну. Мимо проносились огромные теплицы и серые жилые многоэтажки. Меня всегда удивляло, почему безобразную аграрную зону не построили на окраине, а именно тут, в десятке километров от центра. В этом уродливом районе был и мой дом. Двадцать пять квадратных метров на восьмом этаже, «шикарный» вид на крытые огороды и абсолютное одиночество.
Гек круто повернул руль, мы въехали в пустой двор и остановились под единственным горящим фонарём.
– Спасибо, что подвёз, – я натянуто улыбнулась.
Меньше всего мне сейчас хотелось идти домой.
– Что-то ещё?
– Нет… – я подняла глаза. – Хорошего вечера, Гек.
– До связи, – бросил он.
Я вышла в метель, снегоход зарычал, и Гек скрылся за многоэтажками.
Как только дверь квартиры открылась, в нос ударил отвратительный запах. Я закрыла ладонью ноздри, выругалась и включила свет. Виновником был мусор, который благополучно был забыт ещё с утра.
– Чёрт с ним. Выброшу завтра.
В животе урчало. Я сняла верхнюю одежду, небрежно бросила на комод в прихожей и пошла на маленькую кухню. В холодильнике, естественно, не оказалось ничего, кроме рыбных консервов. Поморщившись, достала одну. У меня не было денег на другую еду. Мясо, овощи и, тем более, фрукты, – рацион избранных и богатых.
Я же избранной не была. Заработанных денег едва хватало даже на эти консервы.
«Да и чёрт с ним, всё равно готовить – не моё», – думалось мне.
Поэтому я наспех съела рыбу, стараясь не обращать внимания на осточертевший вкус, и поплелась в спальню.
Кожа покрылась мурашками. «Интересно, – бегали мысли, – это от мерзкого холода или оттого, что придётся с папой говорить». Я плюхнулась на диван, запрокинула голову на изголовье и закрыла глаза.
– Который час?
– Двадцать один пятнадцать, – отчеканили умные часы.
Я пообещала сестре, что приеду в гости. Надо было позвонить отцу и попросить разрешения. Но даже от одной мысли, что придётся с ним говорить, желудок делал кульбит. Папа меня ненавидел всем сердцем. Ещё бы! Бестолковая, непутёвая. Не дочь, а «мечта».