– Очень хорошо, – сказал Троекрутов, и по его тону можно было без труда догадаться, что все совсем нехорошо. – Сидел себе господин капитан-лейтенант дома, никого не трогал, с дорогой женой чай пил… И тут является к нему парочка репортеров из «Санкт-Петербургских ведомостей», всаживают пулю в самое сердце и…
Евсей Макарович не докончил живописание воображаемой картины преступления, поскольку почувствовал, что его отвлекла какая-то деталь в собственном повествовании. Какая-то мысль, которая показалась спасительной… Сидел… пил чай… А, вот: жена!
– Господин капитан-лейтенант женат? – обернулся он к Свинцову, который пока что выглядел наиболее информированным из числа имевшихся на месте чинов полиции.
– Так точно! – бодро отозвался околоточный надзиратель. – Сидит на кухне, соли нюхает. Там с ней старший дворник Мошков, – добавил он, сбавив тон, – следит, как бы руки на себя не наложила – сильно переживает.
– Ну-с, картина, кажется, приобретает ясность… – заметно приободрившись, объявил пристав, прошелся по комнате и у двери развернулся на каблуках. – Жена крутила амуры с репортеришкой, вот и шампанское для этих нужд припасено было… Внезапно вернулся муж, – Троекрутов сделал пару шагов и расставил руки, показывая, в каком недоумении оскорбленный супруг мог застать картину распутства, – увидел прелюбодейство и в порыве страсти расправился с негодяем. Бах, бах! – Евсей Макарович произвел пару «выстрелов» из пальца. – Потом осознал весь ужас совершенного преступления, сел в кресло и – сам.
Подойдя к креслу, где покоилось тело, майор приставил палец к груди и издал звук выстрела, завершив свой нехитрый следственный эксперимент.
– Как мы видим, никакого отношения к военной службе убитого происшествие не имеет – налицо, с позволения сказать, обыкновенный адюльтер.
Евсей Макарович поправил шашку на боку и двинулся к выходу, намереваясь покинуть место преступления.
– А как же третий участник? – не сдержал удивления Жарков.
– Жена? – уточнил пристав, прекрасно понимая, кого имеет в виду криминалист.
– Нет, не жена, – насупившись, стоял на своем Петр Павлович. – Тот, кто стрелял в Лундышева. – Он указал на окно, в которое, как предполагалось, улепетнул убийца.
– Вам же сказали – имело место самоубийство, – скорчив снисходительную улыбочку, вступил в разговор старший помощник. – Добровольный расчет с жизнью в порыве горячего раскаяния. Никакого третьего не было. Дело раскрыто. – Фон Штайндлер подобострастно взглянул на начальника и получил в ответ одобрительный кивок. – Их высокоблагородие распутали преступление по горячим следам, расследовать более нечего. Я правильно говорю, Евсей Макарыч?