– Я подписал с ними соглашение о сотрудничестве. Разумеется, совсем по другой тематике, но с использованием их наработок. Познакомишься с ними, и сам все увидишь. Для них ты специалист из закрытого центра на Урале. Динг, повеселее, пожалуйста! Ты всегда любил интересные проекты.
– Вот уж нет! – спокойно сказал Динг. – Впрочем, обезьянья эволюция должна приводить к таким простым результатам, как получение энергии вакуума.
– На разбирательство понадобится пару недель, – спокойно говорил Ок. – Я смоделировал для тебя программу. Для них ты будешь ученым чудаком. Здесь раньше таких много было. Их до сих пор помнят. Ты будешь веселым, открытым, способным удивляться. Это есть в твоей программе. Такое амплуа тебя развлечет. Не все тебе ходить с унылой физиономией! На тебя будут обращать внимание. Подшучивать. Ты это любишь.
– Не замечал за собой подобное! – удивился Динг. – Впрочем, я согласен все проверить. Но не затягивая!
Ведеев вышел из подъезда, прищурился на яркое солнце и подумал: «Сейчас бы на лыжах в лес, а тут шлепай на работу и сиди до вечера на стуле в самом паршивом настроении».
Вчера в суматохе метро он случайно посмотрел на угрюмую женщину с одутловатым лицом. Ее взгляд испуганно вспорхнул, и его память ахнула и встрепенулась. В серьезной, дородной даме лишь по одному движению карих глаз привиделось существо юное, томное, хрупкое.
Существо порхало по коридорам их института месяца три. Никак не находился повод о чем-нибудь с ним заговорить. Однажды существо пропало и больше не появилось.
Ведеев еще раз взглянул на печальную женщину с большой хозяйственной сумкой, быстро отвернулся и почувствовал жалость к самому себе.
«Что собственно произошло? – подумал он. – Будущее, в конце концов, оказалось настоящим, и ничего особо интересного в нем не нашлось».
Философское расположение духа способствовало самокритичности. Ведеев подумал: «Да, живость моей натуры приносила некоторое неудобство окружающим, особенно в годы золотые». В первом своем НИИ он сидел в одной комнате с Константином и Генкой. Первого он прозвал Константинополем, второго – Геномом. Закончилось тем, что у Генки началась истерика. Он плакал и кричал: «Не сметь! Не сметь так меня называть!». А Костька удивленно пожал плечами и сказал: «Во всяком случае, Геном – это более-менее понятно. А меня вон как обозвали! И то – ничего!».