Отстойник - страница 30

Шрифт
Интервал


«Надо выбираться отсюда,» – оглядывая покореженную маршрутку вслух размышлял Эдуард Петрович. Но попытки открыть дверь для пассажиров ни к чему не привели, её заклинило намертво. В покореженной машине не осталось ни одного прямого угла. Смятый гармошкой капот торчал вверх, закрывая обзор, кабина сложилась так, что между приборной панелью и сиденьем могла втиснуться разве что кошка. Оставалась дверь в конце салона. Она распахнулась уже после третьего удара, и Эдуард Петрович вывалился в серую пыль, пребольно ударившись плечом. Дверь он вышибал впервые в жизни и действовал, руководствуясь голливудскими фильмами, в которых герои справлялись с этой задачей одним ударом ноги и, не замедляя ход ни на минуту, продолжали крошить врагов в капусту. Эдуарду Петровичу потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя и залезть обратно в салон машины. К тому времени очнулась Катя.

Кате казалось, что голова у неё треснула и развалилась пополам, будто спелый арбуз. Болела она нестерпимо, перед глазами плавали черные точки, то разбегаясь по сторонам, словно тараканы на свету, то сливаясь в одну большую тень. И тогда Катя вообще ничего не видела. Впрочем, глаза лучше было не открывать, иначе головокружение становилось таким сильным, будто она летела на «американских горках» да еще и вниз головой. Катя никак не могла вдохнуть полной грудью, справа под ребро словно загнали железный гвоздь, и он вонзался все глубже и глубже при каждом вдохе. Только голос Русланчика не позволял ей снова отключиться.

Мужчины вытащили Катю из маршрутки на руках и уложили на землю поодаль.

«Водитель. Блин, мы забыли про водителя,» – спохватился юноша, когда Катя была устроена поудобнее подальше от машины. Эдуард небезосновательно полагал, что она может взорваться. Мужчины бросились к машине, огибая её по дуге, но кроме битого стекла перед автомобилем не оказалось ничего и никого. Куда он мог деться? Ведь они оба ясно видели, как водитель вылетел в разбитое лобовое стекло. Мужчины растерянно огляделись по сторонам.

«А где это мы?» – дошло, наконец, до Никиты. – «Блин, че это? Не понял. Мы где?»

Эдуард Петрович, успевший в силу возраста получить школьное образование в Советском Союзе и морщившийся от убогости Никиткиного лексикона, изобилующими словами-паразитами, как от запаха свежей, тепленькой еще, навозной кучи, озадачился этим вопросом гораздо раньше.