В ответ грянули два выстрела. Дед на передке стал мелко креститься, Александр, сунув в кобуру наган, морщась, спрыгнул в траву, забрав у убитых оружие, вернулся.
– Едем дальше отец, трогай.
– А можно, сынок я зняму боты* у того што с бородой, – обернулся старик, – чаго им марно прападаць?
– Снимай, мне не жалко.
Возница быстро слез с телеги, стянул с ног убитого добротные сапоги и, вернувшись, спрятал под солому.
– Гэта ж кольки этих бандитов развелось (дернул вожжами), под городом кажен день грабят.
– Ничего, – ответил Александр, уложив обрезы в мешок и затянув лямку. – Теперь на двоих меньше.
Чериков, в котором не был почти три года, изменился. Дома обветшали, все три завода не работали, мельницы тоже, на улицах встречались редкие прохожие. В центре, с каменной церковью на мощеной площади, он расплатился с возницей, вскинул на плечо «сидор» и похромал дальше.
Миновав череду домов, вышел к реке, застроенной по берегу хибарами, остановился у одной, неказистой и вросшей в землю. Пустые окна крест- накрест забиты досками, двор порос репейником и осотом.
– Да, дела, – утер буденовкой лицо бывший взводный.
– Кого шукаешь, солдатик! – оглянулся (позади стояла женщина закутанная в платок и с кошелкой).
– Да никак Ляксандр? – открыла рот. – А казали тебя забили.
– Здравствуй тетка, Лукерья, брешут. Где мои?
– Так уже года два, как вернулись к себе в деревню. Работы тут нема, люди с голоду пухнут.
– А там, что, легче?
– Того не знаю.
– Ну, бывай здорова, – одел на голову буденовку и направился назад.
– Вот радости-то Антону, – покачала вслед головой соседка.
Деревня, где раньше жили и куда вернулись родители, звалась Ольховка, находилась в трех верстах от города. Когда вернулся к церкви, дед все еще стоял на площади возясь с упряжью.
– Послушай отец (помог затянуть супонь), довези до Ольховки, моих тут нету.
– Отчего ж не довезти, – сразу согласился тот. – Ты мне почитай жизнь спас. Мазурики* непременно бы забили.
Красноармеец снова влез в телегу, дед, взгромоздившись на седелку, чмокнул «но милая!» повозка загремела колесами. Оставив позади центр, спустились к реке, переехав ее по старому мосту, оттуда поднялись на пригорок, за которым открылось широкое, поросшее сорняками поле, с уходящей вдаль колдобистой дорогой.
Селение, куда въехали к полудню, было в три десятка дворов, за ним светлела речка с песчаным берегом, позади которой темнел бор.