Петро в нерешительности остановился перед дверью кабинета главврача с поднятой в локте рукой, чтобы постучаться: оттуда доносились голоса на высоких тонах. Через несколько секунд он побарабанил в дверь согнутым указательным пальцем.
– Войдите! – крикнул злой голос.
ССОРА
Вот он, начальник госпиталя Дмитрий Николаевич Розен – старый, с седой головой и решительным взглядом, организатор и доктор наук. Напротив него сидит худощавый молодой офицер с линии фронта.
– Что за ругань? – робко поинтересовался Петро.
– Саша, ты знаешь, с какими претензиями он приехал к нам из штаба армии? – спросил главврач. – Он нас обвиняет в том, что мы умеем делать лишь одни ампутации! Представляешь?
«Ага, – подумал Рашид, – проблема ампутаций актуальна и здесь».
– Расскажи ему о партии больных, которых привезли с линии фронта. Был у них шанс?
– Нет, – сразу ответил Петро.
– Нет, чёрт побери! – повторил Розен. – Вы что, совсем голову потеряли? У всех раны были забиты мазью и перевязаны. И к тому времени, когда они поступили к нам, у всех была предпосылка к газовой. – Он встал из-за стола, направляясь к стеллажу с литературой. Он прошёлся по книгам, но не нашёл, что искал. Потом махнул рукой. – Есть «Единая доктрина военно-полевой хирургии». Вы знаете, что там написал Бурденко? «Все хирурги на всех фронтах должны лечить раненых одинаково». Такая регламентация нужна на войне не потому, что этого хочет Бурденко, а потому, что хирургией на фронте занимаются не хирурги, а кто попало и от потолка, как случилось у вас. Одни потери.
– Мы работаем по инструкции, товарищ начальник госпиталя, – прорвался голос лейтенанта. – Ваши обвинения в наш адрес неуместны. – повторил Розен. Офицер встал. – Это вы так считаете. Вы даже не хотите меня выслушать! – Он повысил голос. – Мне ничего не остаётся, кроме как накатать на вас жалобу в Главное медицинское управление. Пусть сам Бурденко с вами разбирается!
Офицер успокоился моментально и сел.
Рашид внимательно слушал и наматывал на ус всю информацию.
Главврач продолжал нервничать и бубнить злословия себе под нос, затем сел за стол.
– Вот что я вам скажу, – продолжил он. – Военно-полевая хирургия предполагает сочетание четырёх составляющих доктрины: эвакуация по назначению, где раненому будет оказана первая положенная помощь; госпитализация, где его должны задержать для лечения в зависимости от вида ранения. Если это хирургия, то в первую очередь вы должны убрать пищу для микробов – размозжённые пулей ткани. Здоровые клетки микробов не боятся, за исключением ядовитых. К ним относятся возбудители газовой гангрены – анаэробы, микроорганизмы, развивающиеся без доступа кислорода. Если нет микробов, то рану можно обрабатывать после шести часов – всё равно будет польза. Можно и не иссекать рану, а только рассекать. Но! Нельзя ни в коем случае её зашивать, как вы это сделали и погубили людей, которые не смогут вернуться на фронт! Пока такие поступят к нам – уже газовая, и надо резать. Понимаете? – После небольшой заминки он продолжил: – Ещё. Встречаются у вас и другие ошибки. При переломах важно использовать шину Дитерихса. При ранениях живота – лечить, как и в мирное время. Только нужно оперировать в первые шесть часов, иначе ждите перитонита. При ранениях груди нужно высосать гемоторакс. Осторожно – трогать только грудную стенку и ушивать пневмоторакс до кожи. Понятно, товарищ лейтенант?