– Это уже слишком! Ты бессовестно пользуешься моментом! Прекрати! – возражает девушка, впиваясь Шраму в плечи ледяными от волнения пальчиками.
Он останавливается, утыкаясь носом, проводит им по ее коже от виска до ключицы, вызывая озноб. Ее легкий запах отливает мускатным зноем. Смешанный с утренней прохладой цветущей апельсиновой рощи, благоухает он на разгоряченном непознанном женском теле.
От обнюхивания жаркие волны накрывают девушку с головой, закрывают глаза, расслабляют губы. Становится тесно дышать. Но тут срабатывает предохранитель памяти, ворочает острую занозу в самой сердцевине.
«Старые потери непременно воскреснут в новой» – понимает она. Станет еще больней. Нет! Нет! Север успел поселиться в крови. Он напоминает об условности их сближения, отрезвляет. Изо всех сил должно сопротивляться! И себе. И ему.
– Не надо! – с трудом отклоняется девушка, когда Шрам вновь находит себе занятие на ее шее, подбираясь к особо чувствительному местечку.
«Что со мной? Почему вопреки всему меня опять влечет к этому самоуверенному наглецу?» – беспомощно недоумевается ей сквозь перехлестывающие неотвязные позывы поддаться мужскому домогательству.
Непокорный бархатный изгиб, близкое поверхностное дыхание, дразнящий запах не дают Шраму отвлечься и вырвать из себя вонзенные ноготки. В ответ он кусает ее там, где только что ласкал губами.
От происходящего она вскрикивает и нервно прижимается вплотную, в непроизвольном порыве обхватив ему голову обеими руками. Пальцы сами скользят по волосам. Распущенные, они доходят Шраму до лопаток. Невероятно мягкие, в отличие от характера мужчины, волосы занимают ее, пока собственное тело находится в плену.
Ошеломленный ее лаской, владелец ночного клуба замирает, отслеживая каждое касание к себе, каждое поглаживание с болезненным удовольствием. Затем его губы отправляются на поиски, тихо и нежно находят ее рот, заставляют раскрыться. Не в силах отказаться от переживаемого добровольно, едва откликаясь взаимностью, девушка позволяет ему продолжать. И Шрам делает это очень медленно.
Звуки рока уминаются восставшей древней силой, однако собственный бессовестный стон возвращает девушку в реальность. Стряхивая истому, она выкарабкивается из удовольствия. Возвращаясь к условностям действительности, начинает вырываться. Известно, куда может завести потворство своему и чужому влечению.