– Ты меня выставил в плохом свете. Не хорошо! – вздыхает Лютый. Говорит он спокойно и вежливо, однако избитого трясет еще больше.
В каменном полу небольшая канавка. Время от времени бутылки само по себе взрываются и содержимое стекает по ней, выводя лишнюю сырость. Парень дергается, увязая в канавке локтем.
– Не губи, Лютый! Меня заставили! Я же все вернул, все рассказал! – молодой голос срывается на взвизг.
Лютый вновь переводит взгляд на Шрама.
– Говорят, Маер женился, – светским тоном замечает он. Лютый словно забывает о скрюченном у его ног парне. – С чего вдруг?
– Потомством обзавестись пора, – глубокий голос Шрама звучит сухо и веско.
– Дети – это правильно. Сам когда женишься?
– Пока не думал.
– Начни… думать, – с нажимом советует Лютый.
Шрам молчит. Он позабыл, как заводят нормальные знакомства, ведут себя с порядочными женщинами, заводят семью, детей, доверяют друзьям, полагаются на партнеров по бизнесу, радуются простым вещам. Его образ мыслей и действий предусматривает уничтожение, искоренение слабости человеческих отношений.
– Ты, верно, знаешь о моей беде? – спокойно продолжает Лютый. – Жена не может разродиться. Опять выкидыш.
Шрам понимающе склоняет голову.
– Я так о наследниках мечтал, – скрипит Лютый.
Шрам продолжает спокойно созерцать опечаленность старой сволочи. Если бы у Лютого были дети, он убил бы их всех!..
Тут избитый парень снова не выдерживает.
– Прости меня, Лютый! Пощади! – хрипит он без особой надежды в голосе.
– Не у меня, а вот у кого ты должен сперва прощения спрашивать, – указывает Лютый на владельца ночного клуба.
Парень подползает к ногам Шрама и тут его развозит полностью.
– Сорвался я, Шрам! С кем не бывает? Бабки то позарез нужны! Семья большая, ты ведь знаешь! Такого больше не повториться! Клянусь! – торопливо говорит парень, трусливо поглядывая почти невидящими заплывшими глазами вокруг себя. Но все напрасно.
Шрам молча наблюдает истерику. Выкачать из предателя нечего, как-либо использовать дальше кроме острастки для других не имеет смысла. Ни ненависти, ни жалости к парню Шрам не испытывает. Собственная глупость завела того в ловушку. На многое ли он надеялся, кусая кормящую руку?
Вспотев, парень застывает на холодном полу. Под жестким пронзительным вниманием Шрама, он сознает свою обреченность. Взгляд стекленеет в своей неподвижности.