– Да об его лоб еще поросят можно бить, а он, ишь ты, паром отвязывать да привязывать приволочился, – заявил Анисим.
С тех пор старик Шатров каждое утро работает паромщиком. А зимой ходит со своим костылем по деревне, объявляясь иногда в самых неожиданных местах.
Сейчас рядом с Анисимом у пригона стоял еще кто-то. Подойдя поближе, Большаков узнал редактора районной газеты Петра Ивановича Смирнова, приехавшего в колхоз, видимо, еще ночью.
– Плохо, Захар Захарович? – спросил Смирнов, ответив на хмурое приветствие председателя.
– Плохо, Петр Иванович. Вчера Зорька пала.
– Я знаю… Вчера бюро райкома партии было по зимовке скота. Председатель из области был, обещал помочь кормами.
– Нищему сколь ни подавай, он богаче не станет…
Это сказал Антип Никулин, появившийся незаметно у пригона.
Шатров осмотрел Никулина с ног до головы, нагнулся, вдруг отвернул полу его облезшей шубенки, пощупал знаменитые Антиповы холщовые штаны и проговорил:
– Верно, не станет.
– Чего, что ты? – чуть попятился Антип.
Дед Анисим, двигая седыми бровями, насмешливо разъяснил Никулину:
– Потому что не родом нищие ведутся, а кому Бог даст.
Антип все-таки не понял, что к чему, и плюнул в снег, себе под ноги.
– Ишь чо! Умники! А коров когда разводили, где ум находился? То-то и оно-то! Голова была дома, а ум в гостях. А то подумали бы: чем кормить такую прорву? Люди из поросли дуги гнут, а вы бревно схватили… Начитались твоих газет! – повернулся он к Смирнову. – Давай больше, хватай ширше! И до того надавали, что пупы затрещали, скоро кровь брызнет.
– У тебя слюна вонючая брызгает, – проговорил Захар, – не мешайся тут.
– Ты, Захарушка, не указывай мне. Я не к тебе, к редактору вот подошел. Как там моя Зинка-колехтор? Чего денег родителю не шлет? Али совесть с парнями пробегала? А то, может, снова ребятенка в подоле принесла?
Старик Никулин ждал ответа, чуть приоткрыв заросший волосами рот, шумно вдыхал и выдыхал воздух.
– Ты же с Зины по суду получаешь, – сказал Смирнов и поднял воротник пальто.
Тяжело вздымалось над горизонтом невероятно распухшее солнце, с трудом пробивая серую муть. Мороз на солнцевосходе рассвирепел окончательно.
– Хе, суд! – зло закричал Антип. – Защитник антиресов! Знаем мы! Дочерям-то было с чего дать: у одной сундуки от добра ломятся, другая – видел я, когда в больницу ездил синим светом лечиться, – на каблуках ходит, как антилегентиха. Со зверячьей шкурой на плечах. Да оно понятно: больше зверей – больше охотников. Обсчитали отца, мокрохвостки. А я старый партизан. Хоть бы четвертак прислала когда… окромя взыскания по исполнительной бумаге.