– И в мыслях не было. Кто же мне поверит, что можно вот так ходить.
– Правильно.
– А домой вам не хочется?
– Хочется. Но я уж тут как все – самолетом, поездом, машиной. Ладно, что-то я тебя заболтала, рассказывай, как дверь нашёл.
––
У вас бывало такое чувство, когда вы идете по своему родному городу, по большому или маленькому чужому, и ваше тело говорит: “А давай-ка ворон туда завернём?” Бывало. Я так однажды храм в Москве прекрасный нашел. Но это другая история. Так вот двор. Я как в него зашел, так он сразу мне понравился. Не наш он какой-то. И подъезды эти, и будка трансформаторная. И “уголок счастья” как в Питерских “дворах-колодцах”. Ну, почти. И как-то так тепло мне здесь стало. Дай, думаю, на скамейке посижу. Вот на этой, где мы с вами сейчас. А я вообще зоркий пока еще. Смотрю – что-то не так у песочницы. Как-будто воздух теплый поднимается из печной трубы, понимаете? И нет вокруг ничего. Ну откуда здесь тепло идти будет? Встал, поближе подошёл. А марево это – как в рамке какой-то. Резко обрывается. На телефон снять попробовал – не видно. Ну а дальше, вы поняли. Шагнул я туда. Глаза сами закрылись, а в теле – ощущение, какое бывает при подъеме на очень быстром лифте: ноги к земле придавило, уши заложило, буквально на секунду. Глаза открыл, а двор другой уже. Сразу его узнал. На Рубинштейна 27. Внутри. Маленький. И не проходной. В Питере. Люди ходят. Мамы с детьми на детской площадке. Всё как обычно. Хорошо, думаю, сон детальный всё, как я люблю. Обернулся, а мерцания этого нет. Ну, ладно. Деньги есть, погода позволяет, домой доберусь, не чужая страна всё же. Вышел на Рубена. Когда еще по Питеру погуляю, только во сне, ха! Потому думаю, нет, как попал сюда, так и назад надо возвращаться, зря столько фантастики прочитал. Вернусь. Два дня в отеле ночевал. С работой разобрался, благо и по удалёнке могу. И пока совсем не темнело, во дворе сидел. И когда уже совсем сильно домой захотелось – глаза от телефона поднял. И вот оно – колышется воздух. Ну, я его туда. И вот я здесь.