– Солидно! – удивился консул, – то есть очень хорошо. Оставляйте ваш паспорт. Завтра с 16 до 17 часов вы можете его забрать с проставленной визой. Да, вы должны заплатить консульский сбор. Так называется налог. Всего пять фунтов стерлингов.
Следующим утром Гловинский проснулся от жутких криков Елены Скиндиринди: «Сволочь! Сволочь! Все деньги унёс! Все!!!»
Квартиранты вылезали из всех углов и спешили на помощь хозяйке.
– Что случилось! – спрашивали они её.
– Обокрали! Ой, обокрали! – продолжала вопить она, хватаясь за сердце.
– Евгений, что это с ней? – поинтересовался Головинский у Васнецова.
– Да какой-то постоялец узнал, где Елена хранит свою кубышку с деньгами и унёс её. Вот и суть суматохи. – Спокойно объяснил Евгений, зевая в кулак.
Сон ушёл. Валяться на шинели в коридоре уже не было никакого смысла. Владимир вышел во двор, умылся под ржавым жестяным рукомойником и ушёл бродить по городу.
Ветер стих. Было чудесное утро. Из шалашей вылезали люди и начинали разжигать костры. Не доходя улицы Серебряковской, Головинский наткнулся на два трупа: мужской и женский. Они были почти нагие. «Ночью зарезали и одежду всю сняли». – Вздохнул Владимир.
Полдня он потерял, бродя по барахолке, которая находилась сразу же за Привозом. Головинский хотел купить приличный гражданский костюм, туфли, пальто. Не мог же он приехать в Англию в своём потёртом офицерском мундире да ещё и с прожжённой шинелью. На земле, на арбах, повозках лежали вороха одежды. Но она была уже ношеной и так воняла нафталином, что вызывала у Владимира рвотные рефлексы.
«Придётся мне всё-таки ехать в мундире! Разве можно надеть эту мерзость?» – он отворачивал лицо.
После долгих блужданий он вдруг увидел что-то до боли знакомое. Это был парадный, совершенно новый, офицерский мундир гусарского Ингерманландского полка.
– Боже мой! Боже мой! Этого не может быть! Не может! – шептал Владимир, не в силах от вести своего взгляда от доломана светло-синего цвета с оранжевыми шнурами и краповых чакчир.
– За сколько рубликов мундир этот отдашь, любезный? – спросил Головинский у пожилого казака.
– За двадцать тысяч! Но «николаевскими»! – усмехнулся тот своим беззубым ртом.
– За двадцать тысч? – у Владимира глаза полезли на лоб. «Сумма чрезмерная! Торговаться? Нет, не буду! Куплю… Ведь это мундир моего полка! У меня же был такой же, но только в той, совершенно другой жизни».