– Поди ж ты! В такой дремучей пуще и вдруг такой франт, – лукаво заходил издалека бакалейщик. – По грибы али по ягоду в наши места? Быть может, по каким другим заготовкам?
– Да ну ты брось! Какие грибы? Какие ягоды? Совсем от своего лишая ополоумел? – перебивал купца служивый. – Завязывай уже по себе мерку снимать да на других натягивать. Очевидно же, перед нами человек с разгулявшимися нервишками. Ручаюсь, что его за пьянку выгнала из дому жена, и он теперь в лесу попросту ищет место, дабы повеситься…
– То, что тебя писали с вороны, сомнений не вызывает никаких, – парировал, прищурившись, бакалейщик. – Каркаешь чисто, как окраской сероватая, повадкой – вороватая, причём и днём, и ночью без перерыва на обед. И как только тебе не надоест? Ладно, про тебя уже давно всё ясно. Вопрос, кто и для чего написал его? – Тут бакалейщик переключился на писателя. – Позволь поинтересоваться родом твоей деятельности… Какое мастерство по написанному имеешь в ведении? На каких деяниях благоденствуешь?
– Ну, зачем ты, «купи-продай», споришь? Ты для начала на руки его глянь… Ни единой мозоли, – пыхтел трубкой солдат. – Ремесло и этот человек – всё равно, что с открытой душой держать камень за пазухой. Разве не очевидно, что его просто так написали? Для количества, для массовки, для показухи на худой конец. Просто чтобы был!
– В очередной раз, мой друг, ты облажался чуть более, чем полностью, – не мог успокоиться гибкий, как позвоночник, лавочник. – Таким, как ты, всегда невдомёк очевидные, просто азбучные, истины. Разве в состоянии кто-нибудь появиться в волчьем угле наобум, в обход времени, да ещё и как ты изволил выразиться, «просто так»? Ты внимательнее-то к нему приглядись… Сердце храброе – сразу видно. Воля несгибаемая, яко дамасская сталь. Разум чист, как горный хрусталь неподдельный, а рука быстра, точно стрела индейца… И, по-твоему, такого написали до кучи? Нет, дружище, всё не так просто, как кажется. Не удивлюсь, если выяснится, что этот щеголь с самим чернокнижником и его лиходеями шашни водит да замыслы тёмные венчает… А может и наоборот: тайным агентом в жандармерии числится… Всякое может быть ибо, быть может, всякое.
– Да успокойтесь вы оба, – неожиданно встрял писатель. Во время всей перебранки писатель лихорадочно соображал, что бы такое ответить и вот, наконец, выдал: – Флористом меня сочинили на мою беду. Цветочки всякие по призванию должен выращивать, кустики подстригать… А мозолей оттого и нет, потому как подобно вам очнулся в глухой тайге. Вот, хожу теперь, полянку какую высматриваю. На полянках ведь тоже цветочки имеются. Может хоть за ними поухаживать приведётся…