– Точно – «Книжный червь»! Ещё какой книжный червь! – солдатику так понравилось это сравнение, что перед тем как продолжить, он даже залихватски вспляснул. – Пред нами тот самый сочинитель, который своими корявыми ручками всех нас и написал… Как вам, а?
– Быть того не может, – охапка дров так и вывалилась из рук Сдобушки. – Отличная новость… Просто новость дня! Будет теперь с кого спросить, почему все красны девицы – длинные косицы, одна краше другой, от женихов отбоя нет, а мной старики непослушных детишек в колыбели пугают, когда спать убаюкивают.
– Служивый не выдумывает? – внимательно уставился на писателя аристократ.
– Похоже, что нет, – пожимал писатель плечами.
– То-то я смотрю: отчего со вчерашнего дня тёмные силы пришли в такое движение… Отойдём, пошепчемся? – предлагал земледелец.
– С радостью! – соглашался писатель. – Ты первый похожий на вменяемого, повстречавшийся на моём пути.
– Значит, испустил дух… Петух петушился, пока в суп не скрошился… – первым заговорил крестьянин, когда вместе с писателем они отошли в сторонку. – Давно окоченел?
– Точно не помню! Дня три вроде назад, – задумался писатель, отчего настроение плавно поползло вниз.
– Ну, ничего, и не такое бывает, – подбадривал землепашец. – Какое, однако же, изумительное совпадение… Впрочем, вся жизнь есть череда совпадений. Вот послушай, например, в 1848 году, мещанина Никифора Никитина за табуированные речи о полёте на луну сослали в селение под названьем Байконур. Как тебе?! Совпадение?.. Так что, дорогой мой мазурик, радоваться ещё надо что так! Ух, и будет теперь о чём поговорить! Рассказывай! Интересует буквально всё!
– А чего тут рассказывать? – насупился писатель, однако почесав макушку, всё же рассказал крестьянину свои невзгоды с самого начала.
– Да уж, дела наши скорбные, – обмозговывал услышанное аристократ. – Не мог подождать, пока эра Кали-Юги закончится? Потом бы и покидал земную сень смело. Не дадут теперь покоя чёрные: ты им походу как кость в горле. Как заноза в заднице.
– Чего ж им надо-то? – взволновался писатель.
– Стереть все твои фантазии, – подумав, отвечал крестьянин. – А с ними и всю память о тебе. Значит, и всех нас.
– Но погоди, ведь вы совсем не все мои персонажи, – замечал писатель. – Шельму бакалейщика, допустим, я отродясь не видывал. Тебя тоже, хоть убей, не помню. Со Сдобушкой провалы какие-то в памяти: то была, а то и не было её вовсе.