Я помог человеку понять, что все эти, так называемые этические нормы – не что иное, как оценочные суждения отдельных людей, навязанные обществу в качестве догм и нормативов поведения. Отсюда безнравственность – это всего лишь освобождение от догм, от пут чьих-то субъективных оценок. Не зря ведь тот же самый Эпиктет говорил о том, что добро и зло заключаются не в вещах, а в душе, и что удручают не события, а мнения о них.
То есть, безнравственность – это совсем не то, что принято понимать «у нас». В буквальном истолковании безнравственность – это всего лишь антитеза нравственности. Ну, например, как бесстрашие – всего лишь антитеза страху. Ловко я, да?
В философском же аспекте безнравственность – это неприятие чуждых природе человека догм отдельных субъектов, возведённых в нравственные установления общества. Это – всего лишь проявление индивидуумом личной свободы. Это – всего лишь стремление восстановить его природное состояние.
Поэтому безнравственность не есть аморализм как нечто подлежащее осуждению. Да и, что такое аморализм? Это всего лишь отказ от морали как принципа, выгодного лишь тому, кто его навязывает. То есть, обществу, имеющему целью формирование среднестатистического человека. Не выпадаешь из «обоймы» – значит, нравственен. Вот – его ориентир. Отсюда безнравственность – это законный способ поведения личности.
Апологеты устоявшихся догм утверждают о том, что безнравственны как цинизм, так и смирение – как якобы крайние проявления аморализма. Но это, если оценивать принципы и поведенческие установки с колоколенки морали, противоречащей человеческой природе.
Да, смирение не есть природное свойство человека. Но что в нём безнравственного? Только ли то, что человек – по доброй ли воле, или по принуждению – отказался от активной роли в социуме? То есть, оценка этого modus vivendi производится исключительно с очки зрения полезности для общества. Следовательно, если абстрагироваться от конкретного получателя выгоды, то нравственно всё, что выгодно.
Но почему выгодно должно быть только обществу? Почему именно оно и должно быть выгодополучателем? Почему индивидуум не может выступать в таком качестве? Только ли потому, что общество присвоило себе право решать, что нравственно, а что нет?
Никаких объективных критериев оценки нравственности общество предложить не может. А, вдруг, именно смирение – нравственно? Или, как минимум, в том числе и смирение? А общество, осуждая «идущих не в ногу», руководствуется исключительно соображениями личной выгоды? Здесь речь – не о религиозном толковании смирения, где под этим подразумевается самоотречение и самоуничижение, а не уход в себя как попытка обретения автономии по отношению к обществу.