Пациент - страница 25

Шрифт
Интервал


А потом оно испускает дикий вой. Обычно я избавлен от необходимости слышать его хоть сколько-нибудь дольше, поскольку в этот момент обычно просыпаюсь от собственного крика. Но по какой-то причине в ночь после того, как я нашел историю болезни Джо, мой мозг не позволил горлу произвести необходимый звук. Глотку перехватило от ужаса, и я сумел выдавить из себя лишь какое-то испуганное хриплое карканье, пока этот бесконечный мучительный вой гудел и реверберировал у меня в ушах. Как долго это продолжалось, сказать не могу, поскольку время во сне не измеришь даже самым точным хронометром, но психический стресс, который я испытал, был настолько силен, что с равным успехом все это могло длиться и несколько часов.

И все же это оказалось далеко не единственным ужасным сюрпризом, который припасло для меня мое подсознание. Возникло в этом сне и нечто новое, еще более ужасное. Пока я смотрел, как моя мать из сна кричит на меня, липкая жижа под ногами существа, в которое она превратилась, внезапно стала пениться, словно бы закипая. А потом откуда-то из глубин этой загаженной мерзкой лужи вдруг резко взметнулась вверх пара щупалец, которые со страшной силой обвили мою мать. Выглядели они так, будто были сделаны из спутанных черных волосков и окровавленной кожи, но извивались и дергались, словно усики какого-то жуткого внеземного насекомого. Щупальца повалили мать из кошмара на пол, прямо в кипящую жижу, и она вдруг на глазах стала уменьшаться в размерах, ее раны зажили, а на лице появилось выражение той расстроенной любви, которое возникало на нем, когда моя мать – моя настоящая мать – пыталась успокоить меня.

– Милый мой мальчик, – промурлыкала моя мать. – Сладкая моя детка…

Сон не позволил мне и пальцем пошевелить, чтобы хоть как-то помочь ей. Вынудил лишь смотреть, как эти два жутких щетинистых щупальца затягивают мою мать в то, что теперь выглядело настоящим озером из ее собственной скверны. И когда наконец ее голова оказалась у самой поверхности, я услышал тот страшный звук: хлюпающий, клокочущий, отрывистый смех, эхом доносящийся откуда-то из глубины лужи и полный нарастающего безумного садизма, когда щупальца окончательно заталкивали мою мать в ее глубины. Каким-то образом это зрелище заставило мозг освободить горло, и я бешено заорал: