– Эй! Они ждут тебя! – решил приободрить меня Гас и хлопнул хорошенько по плечу.
Это первое место, да и скорее всего последнее, где я вот так вот выступаю с чтением. Пожалуй, выходить я к топе в этих четырех стенах буду раз шестой. Из-за этих седативных многие вечера то объединялись, то пролетали сквозь меня большой стрелой. Часть чтений я уже и не помню, но Гас говорит, что держусь я достойно и зрителям мое детище очень симпатично. Пускай радуется, пока мы тоже можем себе это позволить.
Пока вино медленно рассасывалось по моему телу, я упал на очередное обитое поролоном кресло в отдельной и огороженной шторами для меня гримерке. Черт его знает почему Гас со мной возился, может ему действительно нравились мои работы, но я чувствовал себя ребенком, когда Гас брал меня за шкирку и таскал по всем этим делам.
Я жил на заднем дворе его большого участка в сарае, в котором еще когда-то померла его прабабка Эба. Сейчас там хранится уборочный инвентарь, старая техника и там же располагаются моя кровать, печатная машинка и плитка на двух конфорках. Сказать, что мне еще что-то нужно – да нет. В сарае у Гаса есть большое окно, с которого вечерами я наблюдаю за мелькающими по дороге огоньками проезжающих машин, представляя там людей и их жизни, и как все делают свои дела, работают, возвращаются домой, ужинают, вспоминают как прошел их день, ложатся спать. Так много жизней в этот момент, когда я смотрю в окно, с такой скоростью несутся за счастьем, что только и успевай смотреть как огоньки то появляются то гаснут, так и не понять: успели ли они на ужин или нет.
Седативные восприняли мой организм как отличное руководство к своему действию. Картинки начали замедляться, люди ускоряться, а я еще круче врезался в поролоновую обвивку старого кресла.
– Лин, вставай! Нужно идти, зал заряжен! Чуть ли не скандируют твое имя уже!
– Давай покажем что-нибудь стоящее этим засранцам! – подбодрил его я, и при первой же попытки встать рухнул коленями на бетонный пол, а затем и башкой.
– Ты расцарапал себе лоб, Лин! – бросился поднимать меня Гас.
Он схватил меня под руки и потянул на вымощенную из бруса шесть на восемь деревянную сцену. При помощи его нежных рук, которые дали импульс моему телу при помощи крепкого южноавстралийского толчка, Лин оказался на сцене. Волной аплодисментов меня выбило к столу, затем к холодильнику, затем откупорило вино и налило его в пластиковый пивной стаканчик и приземлило на обитый обычным поролоном, но уже класса по выше, стул.