– Дайте мне сказать. Я буду говорить! – произнес он твердо.
Все стихли.
Алек начал говорить степенно и обстоятельно, как взрослый, обращаясь к Миколке:
– Мы все, мальчики, купались вчера в реке с мосье Шарлем, гувернером, потому что Кар-Кар не купается: он очень толстый и боится, что может умереть в воде. Купаемся и слышим: за кустами шорох, потом крик, потом точно плюхнулось что-то в воду. Собака залаяла и опять плюхнулась. Побежали за кусты. Видим, кто-то тонет. А собака плывет к нему. Вот подплыла, вот схватила зубами, к берегу тянет. Вытащила тебя. Мы тебя на руки и прямо сюда. Здесь тебя качали на простыне. Думали, ты не очнешься. Ты лежал бледный, точно мертвый. А затем очнулся и уснул. Теперь будешь жить – это уж наверное! – убежденно заключил свою речь Алек и похлопал Миколку по плечу.
Остальные мальчики тоже заулыбались, закивали ему радостно головами и тоже похлопывали его по плечу.
– А меня дяде Михею не вернут? – спросил Миколка.
– Ну вот еще! Мы не позволим! – вскричал немчик Зон. – А насильно не посмеют отнять: Алека побоятся. У него кинжал есть.
– Да, у меня кинжал есть! – не без гордости произнес Алек и блеснул своими черными глазами.
– Кинжал-то игрушечный! Тупой! – протянул тоненький высокий мальчик с насмешливым лицом и темными презрительно щурившимися глазами.
– Ну-ну, ты помалкивай, Гога Владин! Трусишка ты, каких мало. Уж молчал бы лучше! Ты с твоим графчиком тараканов и лягушек боитесь, – сердито заметил Алек.
– И мух тоже, – весело прибавил Арся Иванов, некрасивый, смуглый мальчик, но с большими умными глазами.
– Слушай ты, деревенщина, а ты высоко прыгать умеешь? – немного картавя, спросил у Миколки худенький, но чрезвычайно пышно одетый в бархатную куртку и клетчатые штаны, мальчик лет десяти, которого звали графом Никсом Гоптаровым и который очень важничал своим титулом и богатством.
– Ну, ты молчи, графчик картавый, не очень-то заносись! – прикрикнул на него Вова Баринов. – Вы с Гогой и ходить-то как следует не умеете, не то что прыгать.
– А вот и сочиняешь! Я прыгаю отлично! – картавил Никс.
– И я тоже! – вторил ему Гога.
– А вот посмотрим! Так сумеешь?
И Вова быстро отбежал на край комнаты и перешагнул через высокую спинку стоявшего посредине ее кресла.
Миколка даже крякнул от удовольствия при виде этого прыжка. Он сам был большой любитель до всякого рода скачек и вполне оценил Вовино искусство.