– Ну, и о чем ты сейчас думаешь? Впрочем, не отвечай, а то наговорим друг другу лишнего.
Она прикрыла ему теплой ладонью рот, и вдруг поцеловала его в щеку. А потом встала со скамейки.
– Ты хороший. Паша, и у тебя всё ещё получится. Прощай.
– Но ты… Не уходи! Или… Возвращайся, если сможешь…
Паша вскочил, с мольбой глядя на девушку.
– «Я трамвай последний буду ждать»? Эх, Паша-Паша…
Аня кивнула каким-то своим мыслям и, не оборачиваясь, ушла.
Паша стоял, беззвучно открывая и закрывая рот, совершенно растерянный. Потом махнул рукой, и пошел прочь. Сделав несколько шагов, он вспомнил про сумку и вернулся за ней. Посмотрел еще раз на опустевшую скамейку и содрогнулся от нахлынувшего чувства утраты. Еще ни разу в жизни женщина не предлагала ему «расстаться на некоторое время», но уже понимал, что на самом деле это означает «навсегда».
Окошко в полуподвале светилось уютным огоньком в ночи, следовательно, Костик все еще был на месте. Паша спустился по старым истертым ступеням и постучал в обитую жестью коричневую дверь.
– Кто там? А, это ты…
Костик выглядел как-то не очень. Молча, он взял у Паши сумку, заглянул внутрь и отставил в сторону. Паша сунул ему листок, где были записаны заказы из киосков. Костик покивал, читая список и пошел вдоль стеллажа, выуживая мастер-кассеты.
– Как дела? – спросил он, наконец.
– Как обычно. Ашот на порнушку намекает.
– Да пошел он… – с порнографией осторожный Костик связываться не хотел принципиально, – А мрачный ты такой почему?
– Анька от меня ушла.
– Понятно. В смысле – не расстраивайся, девок много.
«А Анька – одна», – хотел было сказать Паша, но вместо этого спросил:
– А у тебя тут что случилось?
– Да… «Черные» опять приезжали. Спрашивали, на кого работаю.
– Ты Алёше сказал?
Алёшей звали крышевавшего их рэкетира. Причем, это было прозвище, а звали его чуть ли не Геннадием. Костик как-то называл имя, но Паша уверен не был.
– С ним, знаешь ли, как с Сатаной договариваться. Вроде и выполнит всё, о чем просили, только станет почему-то гораздо хуже, чем было. Да скажу я ему, скажу. Иди, отдыхай. А я запишу всё, что заказали, и тоже пойду.
– Ага…
Вышедший на улицу Паша с омерзением оглядел окружающий пейзаж, полностью соответствующий его настроению и отправился домой. Мутное небо с какими-то кляксами на нем, грязный тротуар, с которого бомж собирает пустые бутылки, равнодушные окна домов. Старая грязная машина, в которой сидит какой-то утырок и слушает свой шансон…