Рассказывали, что видавшие виды степняки, стоявшие под главным знаменем, дрогнули, когда увидели налетавших «ястребов». В первых рядах скакал Тарик – а по обе стороны от него неслись два необыкновенных всадника – один на вороном, другой на золотистом коне. От них исходило призрачное сияние, а кони не касались копытами земли. Многие считали, что это досужие домыслы: мол, кто их потом видел, этих джиннов-воителей? Хватит нам и одного самийа, говорили здравомыслящие люди: и впрямь, вид самийа мог устрашить самое храброе сердце. Фигуру нерегиля окружало бело-голубое сияние призрачного мира, а меч сверкал нестерпимым блеском нездешних краев. Джунгары, вереща от страха, кидались врассыпную, едва завидев Бледного всадника.
Аммар, рубившийся в первых рядах своего отряда, к досужим рассказам потом не прислушивался. Развернувшего крылья света Тарика он видел – ахнув, один из воинов показал ему пальцем, когда самийа проскакал, как проплыл, мимо. Сиглави словно не касался земли – будто во сне, он мчался по странной серебристой дороге, которая стелилась ему под копыта. Меч нерегиля рассыпал искры и косил джунгар, как траву.
А еще Аммар видел, как справа от него вдруг возник всадник на вороном коне. А потом этот конь прыгнул через кочевничью кибитку в два человеческих роста – мягко, бесшумно, изогнувшись в полете, будто кошка. Летучий всадник тогда обернулся к Аммару, и тот понял, что на стройном воине нет шлема, а черные кудри вьются по ветру, как у девушки в озерной купальне. К Аммару было обращено худое, узкое, бледное до прозрачности лицо, с которого смотрели два огромных, без белков и зрачков, сплошь черных глаза. Аммар сглотнул и понял, что стоит лицом к лицу с одним из силат – возможно, противником Тарика в той шахматной партии в невообразимо далекой долине Мерва. Потом всадника заволокло пылью. Впрочем, Аммар не был в этом уверен – возможно, джинну надоело убивать в зримом облике, и он растаял в воздухе, чтобы стать невидимой смертью.
К вечеру под стенами Фейсалы не осталось в живых ни одного джунгара. Пленных киданей и найманов, которых выжило предостаточно, Аммар приказал пощадить.
Когда бой исчерпал себя и погас, как прогоревший костер, оказалось, что нерегиля нигде нет. Аммар забросил себя в седло своего рыжего кохейлана