Валерий Степанович ещё раз взглянул на творение муромского гения:
– Простите, а что это за часть Писания, что-то я в толк не возьму?..
– Он как-то объяснял, что вот эти трое в лохмотьях, – охранник указал корявым пальцем на нищих у врат Рая, – символ нашей, так сказать, хе-хе, интеллигенции: с линейкой который – учёный, с пером – поэт, а жид… ой, извините… еврей в смысле… программист или что-то в этом роде, не помню… То есть идея какая? Если верен отечеству и царю… то есть президенту… ну, там служишь исправно, по Болотным не шляешься, во всех грехах покаялся, – будь уверен: и тебе в Раю место уготовано…
– Кем? Кнутиным? – ехидно полюбопытствовал Кукушкин.
– Ну, вы же понимаете, это… как её?.. мент… ментафора…
– Метафора, – поправил Кукушкин.
– Во-во! Она самая!
– Метафора чего? – не отставал Валерий Степанович.
– Власти, чего ж ещё!
– Извините, вы в Бога верите?
– А как же! – ощерился охранник. – Как все, так и я.
У Валерия Степановича не было слов…
– Вы, если я правильно понял, к Простантину Витольдовичу? – наконец спросил Григорий.
– Именно. Моя фамилия Кукушкин. Я из Ленинска. Вам должны были звонить…
– Мне? – испугался Григорий.
– Ну, не конкретно вам, а вашему руководству…
– Ах, руководству! – облегчённо рассмеялся Григорий. – Ну да, ну да… Только… это… вам к заму Дорофеева надо обратиться. Думаю, он в курсе. Идёмте.
И Григорий повёл Кукушкина на второй этаж. Путь учёного пролегал по мягким, как мох, коврам, щедро устилавшим просторный холл и мраморную лестницу на второй этаж. Беззвучно ступая по персидским цветам, профессор то и дело крутил головой, чтобы полюбоваться пейзажами средней полосы, украшавшими коридор второго этажа по обе стороны. «Галерея», – подумал Кукушкин.
Григорий остановился перед дверью с табличкой «Миркин Егор Иоаннович. Замдиректора фонда по работе с общественностью». Охранник постучал и, не дождавшись ответа, деликатно просунул голову в образовавшуюся щель.
– Утро доброе, Егор Иоаныч. Тут к вам человек из Ленинска. Учёный. Говорит – звонили.
– Ах да, запускай! – донеслось из кабинета.
Григорий вежливо отошёл в сторонку, пропуская Валерия Степановича. Профессор вошёл в кабинет, обстановка которого была довольно спартанской. В правом углу старый обшарпанный сейф, в левом – потёртая шинель на вешалке. Перед окном большой старинный стол в вензелях; на нём кнопочный телефон, перекидной календарик с какими-то каракулями, пара карандашей да мутный гранёный стакан. На стене у окна портрет президента и увядшее чёрно-белое фото Николая Второго. Замыкала сей «святой треугольник» нижняя его вершина в лице хозяина кабинета Миркина, в этом деловом костюме цвета мокрого асфальта больше походящего на предпринимателя средней руки, нежели на человека, занимающегося благотворительностью.