Печерский в ответ смачно чихнул.
– Будьте здоровы!
– Збазиба, – снова густо загнусавил замначальника, – ужасдно простужен… Дело это политическое, поскольку там фигурируют иностранцы…
– Иностранцы много где фигурируют, это ничего не значит! Вы мне докажите, что там были агенты Госдепа – тогда поговорим о политике…
– А чего тут доказывать! – усмехнулся Печерский. – Сейчас напряжённость по всем фронтам…
– Допустим. И что?
– Вы, профессор, как маленький, в самом деле! Политики последние лет десять, наверно, только в Думе нет. Звоните главному – вам всё объяснят.
– Минуточку! Но состряпали-то статью ваши сотрудники!
– Извините, меня начальник отдела вызывает, – и Печерский повесил трубку.
– Какого чёрта! – в сердцах воскликнул Кукушкин. Перезвонить он не решился, хотя и был зол. Поразмыслив немного, Валерий Степанович успокоился и решил продолжить свои попытки разобраться в произошедшем завтра. Однако тревожное предчувствие, только что поселившееся в нём, намекало, что эти его поползновения не сулят ничего хорошего. Почему – Кукушкин и сам не знал. Но отступать не желал. И не потому, что был отчаянным правдорубом, отнюдь нет, и вы, дорогой читатель, полагаю, в этом уже убедились, но политическая вакханалия на костях Алёши Никифорова была настолько кощунственна и аморальна, что профессор не мог молчать. Вся его гражданская сознательность впервые за сорок пять лет земной жизни отчаянно взбунтовалась против омерзительной газетной лжи. И ярость благородная вскипала всё жарче… К тому же Кукушкин был невероятно упрямым. И если говорил, что берётся за какое-то дело, это означило, что он обязательно доведёт его до конца; а если он надумал узнать, зачем журналистам из главной региональной газеты потребовалось врать, – будьте покойны, он выяснит и это. В достижении цели Кукушкин был очень упорным, даже мог иногда пойти на принцип, что совершенно не монтировалось с таким диаметрально противоположным его качеством, как тихий конформизм. Словом, Валерий Степанович был фигурой противоречивой, а такие, как правило, на определённом жизненном этапе чаще всего подвергаются душевному томлению и длительному самокопанию со всеми вытекающими из этого последствиями.
Спустя сутки учёный снова позвонил в редакцию «Ленинских известий». В трубке зажурчал голосок первой барышни, и Валерий Степанович немного воспрянул духом. Он напомнил о себе и снова попросил соединить с главным.