…Др-р-и-иииинь! Д-р-р-рииииинь!
Телефонный звонок разорвал утро на части, заставив меня ошалело подскочить в кровати. Глянул на часы – семь утра. Кому не спится-то? Протянул руку к трубке (она стоит на тумбочке у изголовья), тиснул кнопку:
– Алло… – голос спросонья хриплый.
– Саня, это я – произнес в ухо смутно знакомый мужской голос.
– Кто – я? – я не проснулся окончательно и соображал туго.
Голос в трубке жизнерадостно заржал:
– Ну ты даешь, брат! Я же это, блин!
Я заорал в трубку:
– Леха! Брат! Ты вернулся!
Сон как рукой сняло, я включил телефон на громкую, вскочил и принялся одеваться, параллельно разговаривая с братом:
– Ты когда прилетел? Где сейчас? Чего не предупредил?
Леха снова заржал:
– Ну ты не меняешься, брат. Как был балаболкой, так и остался. Не части!
Я хмыкнул:
– Ну не части так не части, сам до города добираться будешь.
Леха сказал согласно:
– А как же, буду конечно. Вот счас из машины выйду и доберусь до тебя. Чайник ставь, тетеря – и отключился.
Я бегом рванул на кухню, подкинул угля, бросил на плиту чайник и пошел умываться. У Лехи слово с делом обычно не расходится. Сказал, что уже рядом, значит, сейчас в дверь постучит. И точно, только я почистил зубы, как в дверь уверенно забарабанили. Я отпер дверь. На пороге стоял мой брат.
Здоровенный медведь, шириной плеч ровно в двери. Ростом, правда, он не шибко меня выше, но здоровый, как бульдозер. Так его в городе и звали – Леха Бульдозер. Прикатать он мог любого, быстро и без затей, но был добрым и на конфликты шел неохотно, в отличие от меня. Зато уж если его разозлить, душно становилось всем – и правым, и виноватым. Мы обнялись. Он легко приподнял меня над землей и так сдавил, что ребра хрустнули громче обычного. Поставил меня на место, отстранил, разглядывая:
– А ты ничего, мужаешь.
– Пойдем, чайник вон уже крышкой брякает.
И точно, с кухни доносилось звонкое блямканье крышки чайника. Я по старинке любил железный чайник на печке греть, ну теперь-то на камине, понятное дело.
Брат бросил на пол объемистую сумку, разулся, скинул куртку и пошел следом за мной на кухню.
Уселся у камина в мое кресло, откинулся, закурил.
– Ты все бобылем, братик? Хоть бы бабу какую приютил что ли… – завел он свою шарманку.
– Да отстань ты с бабами своими! Далась тебе моя половая неприкосновенность.