А рестораны? Я-то помню километровые очереди у входа и советских официантов, с презрительным достоинством принимавших наши трояки и пятерки, которые им платили только за то, чтобы войти. Я уж молчу про хамский сервис, манеру подсаживать клиентов до полного укомплектования столиков и разбавленную водку в графинах. И чего, спрашивается, ностальгировать?
Вот полковник – другое дело. У военных тогда оклады были раза в четыре выше, чем у инженеров и раз в шесть – чем у врачей. И квартиры им давали как из пушки. И женщины их любили за все за это – любой дуболом с одной единственной извилиной ходил в завидных женихах. Конечно, им теперь обидно. Хотя на обиженного судьбой мой бывший зам совсем не походил. Вон какой стол накрыл, чтоб я каждый день так жил!
Шашлыки были трех видов: из баранины на косточке, из бараньих же почек, печени и сердца и из овощей. Баклажан на шампуре, а внутри кусочек нутряного ягнячьего сала – сама нежность – под водку ничего лучше не придумано. Ну и всякие закуски вроде давленных с чесноком и перцем помидоров (настоящих, прошу заметить, а не из-под пленки), зеленой фасоли со специями и еще много чего.
Помню, выпили мы в тот день-вечер изрядно. Сначала повспоминали наше беззаботное житье-бытье на мебельном гиганте, после чего полковник перешел к рассказу о своей нынешней жизни.
– Алик, мне крупно повезло. Сам посуди: случайно встретил одного мужика, он особистом у нас был. Ни за что бы не узнал, он сам меня окликнул. Упакован от и до, машина дороже твоей квартиры, ты, Алик, только не обижайся. И сразу к делу перешел: мне, говорит, надежные люди нужны в охранную фирму. Чувствую, Алик, это мой последний шанс, нас с тобой как раз тогда с комбината шуганули… Ну вот, а сейчас я, представляешь, старший смены – ну ни хрена не делаю, целый день в интернете с бабами переписываюсь, а зарплата… Ну вот скажи, сколько, ты думаешь, мне платят?
– Ну, тысячи полторы, – промямлил я и подумал, что мир устроен несправедливо и что охранник из Аркаши как из дерьма пуля, даром что целый полковник.
– Полторы! – не произнес, а презрительно выплюнул он. И добавил, перегнувшись через остывающий стол:
– А пять не хочешь?
– Что, долларов? – упавшим голосом прошелестел я.
– Их самых, – устало сказал Аркаша и выпрямился на стуле, глядя на меня своими бледно-голубыми в красных прожилках глазами.