Между тем его жена Евгения Васильевна развод переносила с тоской и страданиями, бесконечно глотая успокоительные, она не заметила, как заменила их вином, а спустя некоторое время более горячительной водкой, каждый глоток которой успокаивал, разливая по телу блаженство и отрешённость. На радость всякой нечисти, готовой затянуть наши души в грязный омут греха и разврата.
Марина, нуждающая очень в таком возрасте в любви и внимании родителей, осталась в своём одиночестве молча переживать случившееся, засыпая в обнимку с любимой куклой Машенькой в слезах и тоскливых воспоминаниях о светлом и безоблачном раннем детстве.
Появление в их ограниченной семье нового папочки только усугубило грустное настроение девочки. Дядя Прохор был очень шумный, полный, подвижный, с испитым красным лицом и наглой усмешкой. Любитель плоских неприятных шуточек и наигранной любезности. От него постоянно разило перегаром и дешёвыми сигаретами. При его появлении Марина закрывалась на задвижку в своей комнате и затыкала ватой уши, чтобы не слышать его душераздирающие пронзительные вопли – песни под звуки двух струн гитары, от которых многие соседи приходили в ярость, стуча в потолок и стены, кто шваброй, кто стулом, короче тем, что попадало под руку. Остальные струны гитары, по пьяни, были порваны.
Зато очень довольной была Евгения Васильевна, подпевая своему сожителю, радостно и любезно распивающему с ней очередную партию принесённого им спиртного. Зато закуска в полном объеме подавалась исключительно за счёт хозяйки дома. Со временем она согревала своего ухажёра не только ласками, постоянной готовкой, но и обстирыванием, штопкой, покупкой одежды и обуви. Предоставила в его полное распоряжение своё жильё, которое за довольно короткое время Прохор обменял на однушку, мотивируя это тем, что вся заработанная им сумма находится в банке и с неё будут капать проценты, на которые они безбедно проживут всю оставшуюся жизнь. Естественно проценты эти уходили в основном на выпивку, а самой Евгении Васильевне было всё безразлично, лишь бы рядом с ней постоянно находился её любимый, обожаемый Прохор.
Лишь в школе Марина чувствовала себя спокойной и уверенной среди своих сверстников и подружек. Она готова была задерживаться здесь как можно дольше, только бы не видеть и не слышать этого с каждым днём наглеющего отчима. В школе ею восхищались, большими, широко открытыми зеленовато – синими глазами, тонкой талией, стройной фигуркой и густыми русыми кудряшками от рождения, как объемное облако, окутывающими её, когда она распускала свои косы.