И я ушла. Молюсь за них – единственное, что я могу сделать.
Встала к иконам. Колени последнее время болят – опухают… Столько лет я на них стою. Целую жизнь.
Дождь стучал по крыше, и под его ритм так хорошо было плакать. Почему люди плачут о покойном? Я плакала от радости. И чем дальше молилась, тем легче становилось на душе. Под конец как-то совсем хорошо.
В окно постучались последние запоздавшие капли, и я открыла. Келью сразу наполнил ясный и холодный осенний воздух – запах прелой листвы и мокрой земли после дождя… Земля еси, и в землю отыдеши.
Таня Манов. Одиночества нет
– Это что такое? Ты мне нос-то не вороти! Молчишь? Так я скажу! Дырка это! Дырка!
Белобрысая девчонка лет восьми смотрит, жмурясь от страха и втягивая голову в плечи, как обкусанный ноготь тычет в прореху на штопаных-перештопанных коричневых колготах. Бледные губы на выцветшем лице женщины зло подёргиваются, и разлетаются брызги слюны.
– Что встала! Иголку в руки и зашивать! Сама продрала, сама и исправляй, а я не нанималась!
Мелкий ноябрьский дождь сеет за окном, но в доме тепло, и тихонько зудит лампа у просиженного зелёного дивана. Поблёскивает иголка, но получается ужасно: там стежок слишком велик, тут пропущена нитка, грубая штопка морщит. Женщина, подойдя, вглядывается и наотмашь бьёт девочку по щеке.
– Специально портишь, думаешь, мать исправит? Быстро распустила и сделала нормально!
И снова в комнате покой и мягкий шорох дождя за окном. Лара на кухне лязгает посудой и зло бурчит по нос. Нитти только так и зовёт её про себя: Лара. Потому что настоящая Мама у Нитти внутри, приходит беззвучными, как лёт снежинок, шагами, кладёт прохладную руку на горящую щеку, прижимает дочкину голову к груди, покрытой пуховым бабушкиным платком. От Мамы пахнет корицей и немножко жареной курицей, Мама шепчет: «Прости, доченька», хотя ни в чем не виновата. Целует мокрые глаза, вытирает слёзы, вздыхает, уходит вглубь. В круг света вступает Хозяюшка. Улыбается ободряюще, ловко и быстро штопает Ниттиными руками. Пальцы на ногах совсем согрелись, подступает дремота. Сквозь зевок налетает воспоминание: сумерки, улица, школа за углом. Трое одноклассников окружили, пинают ногами в портфель, орут: «Придурошная!» Дальше будет толчок в спину, скольжение на полурастаявшем льду и горький холод в ободранных ладонях и коленках… Нет! Нитти зажмуривается. Пускай всё было не так! Вот пришли её Братья-близнецы. Раз! – и обидчики летят на землю, в чавкающее крошево грязи и талого снега. Два! – взблёскивают мечи, как лучи солнца.