Мама шила какие-то подушечки и салфеточки. Очень непохоже на мою маму. Раньше она редко баловала нас домашними ужинами, а теперь иногда даже готовила обеды… Эти обеды особенно пугали меня. Мама, к которой я привык, совсем изменилась. Что же будет дальше?
А дальше наступило первое сентября, и я пошёл в четвёртый класс. Мама с папой провожали меня в школу. Всё было как обычно – как тогда, когда не было ещё никаких разговоров о братике. Мама смеялась, фотографировала меня и папу, болтала с другими родителями. Я даже подумал, что, может, и не будет никаких братиков?! Может, мама просто потолстела немного и они хотели напугать меня, чтобы я вёл себя приличнее?
На следующее утро папа разбудил меня очень рано:
– Поехали к бабуле. Маму сейчас заберут в роддом, и я буду там вместе с ней.
И тогда я подбежал к маме и обнял её. Это был последний раз, когда я обнял маму, перед тем как появился Серёжа. Тогда мама ещё была только моя. Она волновалась, я волновался, волновался папа, но больше всех волновался, наверное, водитель машины скорой помощи, который приехал, чтобы увезти маму в роддом. Серёжа так быстро выбирался наружу, что не успел я отправиться в школу от бабули, как мама прислала нам с папой фотографию. На ней был сморщенный человечек, завёрнутый в большое одеяло.
– Вот он!
Не помню, что я тогда сказал.
Маму должны были выписать из роддома через четыре дня. Мы с папой пропылесосили квартиру, собрали вместе колыбельку для брата. Пока папа не видел, я даже проверил её на прочность. По правде, мне было интересно, не удобнее ли эта колыбелька, чем моя собственная кровать. Она опасно затрещала, когда я залез внутрь, и показалась мне всё же тесноватой. Пусть себе спит в ней сам.
Я не поехал с папой забирать маму, решил дождаться их дома. Они появились через пару часов. Втроём. Мама положила большой свёрточек с маленьким Серёжей на большую кровать, и мы с папой склонились над ним. Я задумался, зачем нам понадобился такой странный маленький человечек, который ничего не умеет, а только лежит и обиженно похрюкивает носом.
Первые дни и даже недели мне было обидно. Все взрослые как сговорились – они склонялись над свёрточком, и умилялись, и щебетали без умолку: «Какие ручки, какие ножки, какой миленький». А я ничего миленького не видел. Кроме того, братец время от времени противно кричал, требуя, чтобы мама его накормила. Не понимаю, как можно быть таким невоспитанным и при этом получать одни только похвалы.