– Ричард, я не прощу, не прощу тебя если ты примешь его условия! – на высоких нотах закричала Ишка.
– Она права! Не делай этого!
Ураганный ветер врезался в стихийную клетку. Та полыхнула цветом включённого в неё как одна из четырёх основ воздуха, и в десять раз усиленный смерч, выпущенный Беатриче, обратился против неё самой. Женщину попросту снесло, выбросило обратно в коридор. Карои, что прыгнул с мечом наперевес и нанёс мощный удар наотмашь по преграде, постигла похожая участь – правда, унесло его не в проход, а просто швырнуло в стеллаж. Он со стоном упал, и книги дождём посыпались на распростёртого ничком рыцаря.
– Как ты заметил, у тебя всё ещё нет никакого выбора, – большим довольным котом улыбнулся Старатос.
Кажется, он окончательно вошёл в роль бессердечной сволочи, пользующейся любой подвернувшейся возможностью установить превосходство над врагами.
– Хорошо, – безжизненным тоном пробормотал Ричард.
И, достав из кармана неизменный мелок, стал чертить на полу необходимую гексаграмму со всеми причитающимися символами в каждом из одинаковых лучей звезды и вокруг неё.
– Полно делать вид, будто тебя забирает в рабство демон, ничего плохого тебя со мной не ждёт, – участливо сказал Старатос, и его строгий взгляд потеплел.
Да, он не превратится в тварь, как иные, те, кого сломало проклятие предателей алхимических правил. Те, кто дерзнул дотронуться до тайн, не предназначенных для таких, как они, чересчур страшных и сложных для их помутнённого жаждой власти или банальной алчности до денег рассудка. Разумеется, они становились рабами того, что в слепоте своей стремились подчинить, ведь рассчитывали на лёгкую добычу, а не на проверку того, сможет ли их хребет выдержать падающее небо. Старатос на порядок выше прежних оппонентов Ричарда, по сути, жертв собственных амбиций и неутолённых желаний. Но это и делает его куда хуже, чем они. Умнее, хитрее, изобретательнее, упорнее. Старатос не сломался под грузом тьмы и зла, что хлынуло на него из-за тех самых пресловутых запретных ворот. Он упивался этим отравленным вином, смакуя по глоточку. Скользил по волнам безумия и адской вседозволенности, словно родился дельфином. Их буруны, их штормы и подводные рифы ему нипочём, закованному в броню жажды познавать и пробовать, когда надо – подстраиваться, когда надо – проявлять несгибаемый характер и твёрдой рукой уверенного в своём статусе господина обуздывать.