– Как можно на такое дело руку поднять! – прямо встрепенулся он. – Совсем негоже. Совсем не по-нашему. Лови, сколь надобно. Попусту зачем всё губить, не по-нашему это, – окрепшим голосом сказал, твёрдо выговаривая каждое слово. И вздохнув, задумавшись договорил: – Наши моря да наши края жить всегда давали сполна. И издавна думали, чтоб только лишнего не брать.
Моя виновность в легкомысленности была очевидна. И я извинительно, как бы к слову, выдавил смущённо:
– Да попусту я сказал.
– Так-то оно так, что малёхо соображаешь. Но словами не бросайся. То всегда к беде приводит. Соблюдал народ тутось наши вековые запреты.
– А какие?
– Вот те на! Насмехаешься ты, что ли?
– Да нет. И не думаю. А просто – интересно.
– Ну коли так, то скажу. Перво-наперво запрет на преднамеренное убийство да на татьбу. А что в море упало, то пропало. Море всё поглотит. Но его тоже оскорблять негоже. Море всё запомнит, и потому море станет горем. Оскорблять, угрожать да проклятиями грозить никому не моги. Так же всякие маги да ведьмы, за злобу живущие, в наших краях не приживаются никогда. Всё это нам негоже. А как плохо подумал, так на ведмячество да сатанинство воду хорошую льёшь. Чистую льёшь, а они, чёрные силы, и воспрянут. Тут-то демоны и слетаются. А они прилипучие. Пуще горячей смолы привяжутся, не отдерёшь. Да тут как тут – оживут. Вот так-то. От плохого слова человеку душно становится. А от доброго слова и в ураганные лютые ветры петь хочется. Да с песней крепкий ветер пересилить легко можно.
К вечеру наварилось в казане варево из пяти уток. Дедом Евсея Ивановича назвать язык не поворачивается, хоть ему уже 85-ый пошёл. И всё время настойчиво в нас вглядывался. Мы кликнули его – он ладил рассохшуюся кадушку под засолье. Легко шагнув, присел на чурбак и перекрестился. Мы почему-то – видимо из уважения к нему – тоже перекрестились. Но он не так, как мы – мелко да суетливо, где-то не то у лба, не то у груди. Он – размашисто, уверенным законченным движением.
Мы всё ещё объедались. А он уже чай заваривал, приговаривая:
– Чай кручёная вода и от заморочки убережёт.
Валера невпопад спросил:
– А много ли сетей достаётся в работу?
Он глянул на гаснущий костерок и неторопливо сказал:
– Да в наших краях мужиков маловато стало. С тех самых пор, как поперёк народа эксперименты проводятся. Как Никита Сергеевич коровёнок порезал, стали все тяготеть в города. А в детские сады молоко замороженное вертолётами доставляют.