Подруга заплакала, запричитала:
– Как же так, у вас же дети!
Но Кристина за последние несколько дней выплакала столько слез, что, казалось, высохла. Лицо ее, всегда такое светлое и жизнерадостное, застыло картонной маской, на которой живыми были только глаза, да и те были наполнены такой болью, что потемнели и выглядели чужими.
– Говорят, у нее трое детей, и все от разных мужиков, – шептала подруга, словно боялась, что Роман стоит за дверью и все слушает. – И что старше его лет на десять, не меньше. И что приворожила, ее видели в начале лета ночью одну на дороге, точно приворот делала.
Кристина слушала молча, но каждое слово вбивалось засечкой в бешено колотящееся сердце.
– И когда он мне звонил, я его голос совсем не узнала, такой чужой, ну вот точно приворожила мужика! – подруга пыталась ее приобнять, отогреть, что ли, но чужие прикосновения вызывали лишь тупое, озлобленное раздражение.
Только успели пройтись по квартире и отметить, что вещей Ромы действительно нет, как входная дверь открылась.
Это был он. Но не такой, каким она его хорошо знала и помнила, а словно и правда другой человек. В глаза не смотрел, говорил в пол, слова звучали жестко и цепко, будто и не говорил вовсе, а хлестал ее плетями. Кристина беспомощно посмотрела на подругу, мол, может, ты нас оставишь, а я все-таки попробую, но Роман, казалось, не только взгляд ее перехватил, но и мысли.
– Давай без этого, ладно? Я уже давно тебя не люблю, терпел ради детей, но надоело все. Ты вообще себя в зеркало видела, на кого ты стала похожа? И вечное твое нытье надоело, и то, что на кухне целыми днями крутишься, тоже надоело. Живи дальше как хочешь, главное, мне не мешай, ладно? С детьми помогать буду, алименты платить, но большего не жди, ясно?
Подруга испуганно смотрела на Кристину, но она молчала, хотя в этом молчании было больше сумбура и боли, чем в истерике. Ситуация и впрямь была нелепая: что можно сказать человеку, который был единственным смыслом ее вселенной, и даже сейчас, зная наперед всю безнадежность своего положения, она готова была броситься ему в ноги и умолять не уходить?
Не бросилась. Не кричала, срывая голос и задыхаясь от слез. Молчала, будто душа ее была не в этой квартире, где даже летние месяцы спустя все еще пахло чем-то ароматным, будто только что запеченным в духовке. Еле слышно подтвердила, что на продажу квартиры готова, и даже не посмотрела вслед, когда он уходил.